Шрифт:
Лев Кассиль
Из школьных лет октябрьского поколения
Эту книгу, по праву признанную современниками знаменитой, уже давно не переиздавали. А между тем тысячи и тысячи людей, родившихся незадолго до Великого Октября, не сомневаюсь, снова встретятся с ней, как с любимым школьным товарищем, помнящим нелегкие, бурные, но неповторимо прекрасные дни революционного отрочества. И, вероятно, захотят дать книгу тем, кому, возможно, не доводилось по молодости их собственных лет и давности последних изданий читать ее, потому что книга, которую вы сейчас держите в руках, как бы участвует в нашем сегодняшнем большом разговоре о воспитании подрастающего поколения.
Книгу эту написал Михаил Григорьевич Розанов, печатавшийся под псевдонимом — Николай
Николай Огнев родился в 1888 году, в семье присяжного поверенного. Учительствовал, горячо сочувствовал революционному движению и, хотя ни в одной партии не состоял, принимал непосредственное участие в борьбе за освобождение народа. Не раз подвергался преследованиям и арестам. В первых его рассказах, которые начали появляться в печати с 1912 года, писатель рисовал жертвы тех жестоких социальных порядков, которые существовали тогда в России, и в таких вещах, как «Фонари», «Левое крыло», «Двенадцать душ» и другие произведения «тюремного» цикла, призывал к активной борьбе за утверждение справедливых основ жизни. В ряде ранних рассказов своих, не лишенных влияния Достоевского, Леонида Андреева, Гофмана, Огнев пытался вскрыть трагедию человеческой души, вынужденно отторгнутой от жизни общества. Такие рассказы, как «Двенадцатый час», «Братья Дубовские», «Отряд белой розы», несколько вычурные по форме, были характерны для литературных вкусов некоторых кругов предвоенной русской интеллигенции.
Совсем по-иному зазвучал голос писателя после Октябрьской революции. С горячей симпатией и жадным интересом знакомился Огнев с «новой породой людей», которую воспитывала освободившаяся от многовекового гнета страна. Именно здесь, в этом общении с молодежью, нашел Огнев себя как писатель. Он решительно изменил манеру своего письма, стремясь найти ясную, реалистическую форму для изображения новой, глубоко его взволновавшей действительности.
Увлеченный огромными перспективами коммунистического воспитания детей и молодежи, Огнев, не жалея времени и сил, создавал одну за другой детские пьесы для основанного им в Москве первого детского театра — Бутырского. И пьесы эти долгое время не сходили с ТЮЗовских сцен Москвы, Киева, Витебска, Харькова.
Жизнь первого школьного поколения революции, проходившая в бурные, еще не устоявшиеся годы, влекла к себе писателя, наделенного редкой способностью чутко подмечать движение юной души. И в 1927 году вышла его книга «Дневник Кости Рябцева». «Картины из жизни школы второй ступени», написанные темпераментно, размашисто и в то же время с большой точностью, свидетельствовавшей о неиссякаемом запасе наблюдений, давали читателю возможность разглядеть своеобразные, порою резкие, но привлекательные черты молодежи нового, советского общества. И увидеть многое из того, что, скрытно переползая через исторический рубеж Октября, еще таилось в некоторых темных уголках нашего быта, тогда лишь перестраивавшегося. Непосредственность интонаций, отлично передаваемых автором, смелая откровенность чувств и мыслей, которыми был исполнен «Дневник Кости Рябцева», помогли книге быстро приобрести большую популярность.
В суждениях и раздумьях, искренних, порой неуклюжих признаниях и приключениях героя этой книги, школьника Кости Рябцева, вышедшего из простой трудовой семьи, читатель услышал отзвук своих собственных юношеских настроений и переживаний.
Ее читали и в школе, и в ВУЗе, и в семье; отдельные словечки, забавные выражения Кости Рябцева и его товарищей стали надолго нарицательными.
За «Дневником Кости Рябцева» появилась вторая книга, в центре которой стоит тот же персонаж, — правда, уже не школьник, а студент высшего учебного заведения. Вторая часть «Дневника» вышла в свет под названием «Исход Никпетожа». В ней писатель говорил о лучших представителях старой интеллигенции, твердо ставших на новые позиции. Но, как это нередко бывает с продолжениями, написанными после широкого признания первой книги, «Исход Никпетожа» уже не имел такого успеха.
В последние годы своей жизни Н. Огнев с присущей ему увлеченностью работал
До последних дней своей жизни Михаил Григорьевич не расставался с молодежью. В его квартире постоянно бывали начинающие авторы. Сколько из них, теперь уже ставших профессиональными, известными писателями, хранят в своем сердце горячую благодарность человеку, который сумел рассмотреть в их незрелых произведениях способность к художественному творчеству, помог освободиться от ошибок, литературщины, дурного вкуса, выйти на правильный путь. Н. Огнев руководил творческими семинарами в Литературном институте Союза советских писателей, вел «отдел молодых» в журнале «Октябрь». Тщательно, строка за строкой выправляя рукописи начинающих писателей, он подолгу беседовал с ними о жизни, об искусстве, о всех проблемах, волновавших тогда литературную молодежь.
Он сам был всегда в жизни таким, каким представляли себе читатели автора «Дневника Кости Рябцева», книги, подкупающей своей свежестью, прямодушием и попытками проникнуть в самые сокровенные уголки молодой души, часто формировавшейся в чрезвычайно своеобразных и сложных условиях.
В коротенькой заметке, предисловии к «Дневнику», сам Н. Огнев объяснял, что его книга — только первый шаг к разработке большой темы, которая давно глубоко захватила его. Он говорил, что революционная деятельность дает писателю неисчерпаемый материал для творчества. «И на первом месте в этом материале — новые, организованные и созданные революцией люди, которых в прошлом не было».
И вот, прослеживая ход размышлений своего юного героя, движение его чувств, внутреннее направление поступков и своеобразный характер взаимоотношений с ровесниками и взрослыми людьми, Н. Огнев рисует чрезвычайно интересный портрет одного из младших сынов первого октябрьского поколения.
Многое может не понравиться в поступках и действиях героя «Дневника», от имени которого ведется повествование, — и угловатость его манер, и непочтительная по отношению к старшим свобода рассуждений, и нарочитая резкость и шероховатость языка, которым изъясняется Костя Рябцев. Впрочем, писатель сам не скрывает, что его юный герой и в жизни был не по душе некоторым…
Недаром в дневнике своем Костя сам приводит официальную характеристику, которую выдали ему школьные педагоги в полном соответствии с педагогическими умонастроениями того времени.
«Рябцев Костя, 15 лет, общее развитие для возраста, безусловно, недостаточное. Учение дается с большим трудом. Самоуверенность — колоссальная. К общественной работе относится исключительно горячо и нервозно, но быстро остывает. Подростковый возраст и период наступления половой зрелости переживает с исключительными трудностями. Инстинкты преобладают и, в силу темперамента, требуют немедленного исхода. Груб, дерзок и резок до крайности. Исключительная по силе работа сенсорных и моторных центров создает болезненный и колючий эгоцентризм. Полусознательное отношение к предстоящей взрослой жизни дает пищу интеллекту и его работе над инстинктами. Эта работа происходит и дает некоторые, пока мало заметные, плоды. Типичный подросток по Стэнли Холлу».
«Кто такое Стэнли Холл? — пишет Костя, прочтя эту характеристику. — Наверное, такой же буржуй, не хуже Дальтона…»
И что же, ведь прав, пожалуй, Костя! Зря некоторые из педагогов усмотрели в своем не легком для воспитания, ершистом и своенравном питомце только те черты, которые делают его «типичным подростком по Стэнли Холлу». Как ни солиден авторитет этого ученого американского педагога, как ни велик его опыт, однако никогда мистеру Гренвилю Стэнли Холлу не приходилось иметь дело с такими, как Костя Рябцев!.. С теми пролетарскими ребятами, которые только после Октябрьского переворота получили доступ к настоящему образованию и, конечно, вступив в классы еще недавно недосягаемой для них средней школы, полным голосом и решительным тоном заявили о своих новых правах, данных им революцией.