Дневник (не)любимои? женщины
Шрифт:
Замечаю папу. Он лежит на диване. На голове у него, как я и предполагала мокрая тряпка.
– Дочь? – удивляется он, как только я подхожу к нему – Ты что тут делаешь?
– Пап – я не хочу вдаваться в подробности, поэтому просто говорю – я вернулась назад. Не хочу там жить.
– Глупости – отец садится на диван – Ты только день замужем. Просто ты еще не привыкла.
– Паап – я беру его за руку – я к нему не вернусь...
– Он тебя ...обидел? – спрашивает папа, всматриваясь в мое лицо.
–
Я слышу звук каблучков и вижу, как в комнату входит тетя Поля.
– О, а ты как здесь оказалась? – спрашивает она.
– Я вернулась.
– В смысле вернулась? – голос женщины становится суровым – совсем?
Я просто киваю головой, зная, что она меня видит.
– Какая ерунда – размахивает руками тетя Полина. – Что еще ты удумала своей избалованной головкой.
– Он сделал мне... больно – переступив через собственный стыд, говорю я.
– Конечно, больно! – женщина садится рядом с отцом и кладет свою руку поверх его пальцев – в первый раз всем больно.
– Неет – я отчаянно машу головой – Ни так! Он меня. Он меня... изнасиловал.
Все, я это сказала.
– Чтоо? – я вижу, как вытягивается папино лицо.
– Пф – раздается тут же рядом. И женщина принимается активно гладить папину руку – Как это муж может изнасиловать жену? Это её прямая обязанность – ублажать мужа. Скажи же, дорогой?
Папа вертит головой, бросая взгляд то на меня, то на свою жену.
– Да – отвечает задумчиво он – но все-таки надо понять, при каких обстоятельствах это случилось, Поль.
Мачеха недобро щурится:
– Любимый, ты что, будешь выяснять, что они делали в своей спальне?
И мой взрослый папа краснеет:
– Нет, конечно же, нет! Я просто... Я пойду и поговорю с Дмитрием.
– Не надо с ним говорить – вмешиваюсь я. – просто подам на развод и все.
– Как это подам на развод? – тетя Полина смотрит только на отца – Нельзя на развод. Мы же... мы понесем такие убытки. Ну скажи ей. – она толкает его локтем.
– Да – он как будто под гипнозом повторяет все слова жены. – Нельзя на развод.
– И, в конце концов, в поведении Димы нет ничего удивительного – она резко поднимает взгляд на меня. – Если учесть, что его на тебе насильно женили.
– ЧТОО? – я вскакиваю с дивана – Как? Как это насильно?
– Он не хотел. Его отец заставил.
На меня обрушивается потолок.
Я поднимаю глаза вверх. Нет, потолок на месте.
Но как такое может быть? Ведь ощущения вполне себе реальные. Я чувствую эту тяжесть сжимаемого меня бетона. И мне нечем дышать. И вся пыль слов мачехи оседает на моем теле, покрывая его коркой грязи.
Это ОН. Он – жертва. Он тот, кто требуется сочувствие. Не я! Я просто попалась ему под горячую руку.
Боже
А тут такое!
– Папа – плача, спрашиваю его я – как ты такое допустил? Как? Ты же понимал, что Дима может меня возненавидеть за это? Понимал, пап?
– Доченька – отец наклоняется ко мне, но тут же его привлекает к себе тетя Полина.
– Мы просто надеялись, что у вас все будет хорошо – отвечает за него женщина – к тому же, ты сама сказала "ДА".
Я поднимаюсь и иду по направлению к выходу.
– Куда? – задает вопрос мне в спину отец.
И тут же тихое:
– Пусть идет... к мужу. Так будет лучше. Поверь.
Да. Я пойду к нему. Потому что не смогу больше находиться в этом доме. Доме, где меня по каким-то своим соображением отдали на растерзание ненавидящему меня человеку.
Господи, Дима! Прости меня! Прости моего отца за то, что так поступили с тобой!"
Я закрываю дневник. Мне надо покурить.
Мне, бл.., надо выкурить целую пачку сигарет. Иначе я сейчас поеду к Катиному отцу и просто набью ему морду. Нет, я убью его.
За то, что допустил все это. За то, что не уберег свою дочь от меня.
Бл..., я не знаю, что сказать в свое оправдание. Просто не знаю.
Я же видел потом, как Катя шарахалась от меня, но не придавал этому большого значения. Вернее, мне было на нее наплевать. Ну, шарахалась и шарахалась, так даже лучше – думал я.
Я встаю и начинаю ходить по комнате.
Пи...ц! Мне просто нужен выплеск энергии. Иначе я сейчас взорвусь!
Я никогда не был насильником. Даже наоборот, девчонки сами липли ко мне. Но после знакомства с Мариной мне стали безразличны все остальные. Даже тот раз, на свадьбе – это был выплеск моей злости. Моего бешенства.
А тут! И кого? Собственную жену, которая, как оказалось, была еще большей жертвой, чем я.
Я сильно затягиваюсь сигаретой.
Меня во всем написанном ею больше всего не дает покоя её это "прости". Как? Как она могла так думать, после того, что я ей сделал? Я – монстр, у которого сломанная мною жертва просит прощения.
Господи, пусть Катя только найдется. Пусть будет жива. Вместе мы сможем придти к какому-нибудь решению.
Я тушу сигарету об стоящую на тумбочке пепельницу. Ложусь на кровать и тянусь к дневнику. Мне просто необходимо знать, что там дальше пишет моя жена.
Кто врет?
Я читаю дневник жены, и иногда от написанного ею у меня перехватывает горло. Нет, мне не хочется плакать. Но её отношение ко мне... Я не знаю... Мне кажется, таких людей не бывает в природе.