Дневник некурящего человека в никотиновой ломке
Шрифт:
Прыгать невыносимо сложно, это не прыжки – жалкие отрывы от пола на пару миллиметров существа весом в полтонны. Ватное тело, ватные руки и ноги, но вата эта живая, болит, чтоб её. Гантели в пальцах не удержала, они потяжелее телефона будут. Сегодня не судьба, останутся лежать без движения, ждать моего возвращения в себя. Но двигаюсь, двигаюсь и понемногу оживаю. Это как с улыбкой в зеркале – говорят, что если тебе печально, нужно улыбаться себе в зеркале, мозг подумает, что тебе хорошо, и сделает тебе хорошо. Так и с движением – я двигаюсь, и
Наверное, вот так я буду чувствовать себя в глубокой старости, перед самой смертью, обмякну, без сил совсем. Хорошо бы тогда тоже станцевать, напрыгаться, а потом лечь и умереть с удовольствием. Пробую читать почту – буквы сложились в слова, а слова чёрным по белому говорят: нужно собираться и ехать в офис, меня люди ждут, я им нужна.
Великая сила у этого «я им нужна». Убеждаюсь и в болезни, и в ломке, и в хандре – можно тестом расползтись по дивану и пролежни себе належать. Вроде как всё ломит, крутит, болит, но стоит ребёнку маленькому в детской захныкать или в офисе нужна моя помощь – быстродействующий эликсир. Напяливаю костюм супергероя, и вперед!
Мимо холодильника не пройти. Добыла там палочки сельдерея, нарезала примерно в размер сигареты. Буду грызть раз в час, заменю себе волшебное прикосновение губами с сигаретки на «сельдерейку».
По дороге снова спотыкаюсь об обычные места курения, но сегодня они меня не останавливают, а раздражают. Ненавижу всю свою курящую жизнь, все жёлтые привычки эти и тех, кто выдумал сигареты эти. То, что со мной сейчас происходит, называется принуждение. Меня с неистовой силой пытаются склонить обратно на жёлтую сторону, мучают, на верёвке волокут, пытаясь сломать, вынуждая использовать всю волю, до капельки, чтоб её не осталось, и тогда я сдамся. Нет, со мной так не пройдёт, меня принуждение только раззадоривает бороться. Где это видано, чтобы я и сдавалась? Потерплю. Дальше будет лучше!
Глава 7. Люди в белых халатах
В офисе снова невыносимо светло, но теперь ещё и ненавистно. Кто так строит неправильно? Углы очень раздражают и пороги. Раньше они прятались от меня, были незаметными, а теперь повылезли отовсюду. Спотыкаюсь, ругаю себя волчьей сытью травяным мешком, бреду дальше, роняю телефон, поднимаю, ещё два шага – снова спотыкаюсь, бранюсь непристойно, ударяюсь об угол… Разломать бы лишнее, торчащее отовсюду, спилить углы, пороги эти ненужные сточить… Эх, молоток бы мне в руки, да сил нет и координации никакой, погибла она без никотина, новую придётся растить! Нужно заставить себя не спать в этом ярком свете, от которого хочется закрыть глаза, зажмуриться, а там уже и до сна, которого ночью не было, рукой подать. Состояние отсутствия себя в себе, вперемешку с всеобъемлющей ненавистью – прелесть что такое! Надо попробовать его в нечто рабочее превратить.
Двадцать палочек сельдерея были переработаны моим ротокомбайном в течение первого рабочего часа, пока разбирала почту. Есть хочется – есть нечего. В большом офисе с голоду умереть не дадут. Если не выходить, то пару месяцев протянуть можно будет, только на запасах из закромов и россыпей с чайных столов. И сегодня с миру по нитке – где печенье, где конфетку: набирается хороший сладкий запас для поддержки себя, если не никотином, так хоть сахаром. Много не наем, вот кончится этот ужас с ломкой, и сразу остановлюсь (наивная).
Часа не прошло, а сердце расплясалось, того гляди выскочит из груди и упрыгает в неизвестном направлении. Если учесть, что мои ноги-руки-глаза, как стало ясно, живут своей жизнью, то и сердце вполне себе может. Раньше я его днём вообще не слышала, только ночью, и то иногда, а тут посреди бела дня батл у него, не по расписанию. После сто первого падения телефона из ослабевших пальцев, когда мизинчик окостенел и перестал слушаться совсем, а в глазоньках полетело всё вихрем, ковровой бомбардировкой накрыла меня паническая атака – а ну как помру сейчас, откажет сердечко, ручки, ножки – всё откажет! Окажется сон-то мой вещим, испорчу кому-нибудь статистику. Помню, кто-то рассказывал вчера, что резко так нельзя бросать, вредно для здоровья, к праотцам отправиться можно. Ах, мамочки-мамочки! Я не думаю – я паникую, и тысяча признаков предсмертной агонии тут же в наличии, и сердцем начинаю давиться, и холодный липкий страх спину намочил.
В такой ситуации очень помогает нытье – позвонить близкому своему, поныть, послушать успокоительное поддерживающее слово. У меня такого близкого нет. Обратная ситуация часто случается, а вот от меня никто такого звонка не ждёт. Спряталась в переговорную, чтоб коллег не пугать, позвонила в скорую, им пожаловалась на истерию и горькую свою судьбину, как на духу, спросила: как быть? Они настояли – пусть машина приедет. Лучше, говорят, одна электрокардиограмма, чем все мои потуги описать происходящее словами. Им виднее, и мне спокойнее будет, пусть едут.
Приехали быстро, с квадратным чемоданчиком. Серьёзная складка на переносице у обоих, как у близнецов. Обстоятельные и улыбчивые, обычные врачи скорой, повидавшие тысячи домов, офисов, людей, болячек, а теперь и меня – эка невидаль. Скептически взглянули на больную сердечницу, бегущую к ним по лестнице на шпильке в 11 см – что под столом нащупала, то и надела, не подумала, что кто-то на это внимание обратит. Туфлям уже полгода, они давно уже не интересны никому, а тут – врачи приехали, на новеньких, смотрят большими глазами, и я теперь словно в обновке. Приятно, и с ужасом понимаю, что мысль эта – полная чушь! Ломка – она не про «разум», она про «дурь»…
Конец ознакомительного фрагмента.