Дневник одного путешествия
Шрифт:
В споре памяти с судьбой,
И ещё - немного света,
Сотворенного Тобой.
Давид поёт Саулу
Не знаю я, кто ты, не помню, кто я, -
Пастух? Псалмопевец? Воитель? Судья?
Охотник я или добыча?
При виде твоём сквозь простор бытия
Я вижу, как стая летит воронья,
Меня
Когда я смотрю в эти злые глаза, -
Так в бездну, откуда вернуться нельзя,
Взирает архангел из рая, -
Я верю, зовет меня Божья стезя,
И я на неё уповаю.
Ведь, если я в этих очах утонул,
Внимая тот грозный и благостный гул,
Что слышат порочные души, -
Я верю: Господь и туда заглянул,
Чтоб я Его след обнаружил.
Цепочка следов сквозь столетнюю грусть
Протянется - ведаю я наизусть,
Кто сквозь эту душу промчался;
Темна, но прозрачна душа твоя, царь,
И я объясню, как дозволено встарь,
Что жил в ней Господь - и скитался.
Он ходит по нашим пустынным сердцам,
Он - нищ, Он - гоним, Он - тесним без конца,
Он ищет приют, словно сын без отца,
В твоём - и в моём бедном сердце.
Я пел, силясь горький твой дух побороть -
Струны моей тропкой прокрался Господь
Из совести - в разум, из разума - в плоть,
Из плоти - в меня, псалмопевца.
Саул молчит Давиду
Да, отрок, пастух, псалмопевец, пророк,
К тебе перешёл мной накопленный Бог,
В тебе он поёт и рыдает;
Чтоб громче рыдал он, звучал в тишине,
Копьём я тебя пригвождаю к стене,
Как Бога, что прежде таился во мне,
А ныне - тебя опаляет:
Ты знаешь, как горько, страдая в пути,
В себе потаённого Бога нести,
Как всё выжигает он в сердце?
Он вечен, он нищ, он настолько велик,
Что каждый - младенец, и муж, и старик -
Вмещает его не в молитву, а в крик -
Крик жизни, крик страсти, крик смерти.
Быть Божьим для Бога, а не для себя
Трудней, чем отдать свою жизнь, не любя,
За ложь, что тебе ненавистна...
"Душа для души - не лекарство, а труд..."
Для Бога душа - не работа, а трут,
Чтоб пламя возжечь, чтоб согреть чью-то грудь,
Чтоб жизнь возвышалась над жизнью.
Не бойся копья, не рыдай у стены,
Не трогай напрасно последней струны, -
Ведь пальцы на струнах преступно пьяны
Судьбой бесприютных скитальцев...
И, чтоб возвеличилось дело твоё,
Пронзая ударом насквозь бытиё,
Я жизнь выпускаю, как будто копьё,
Из царских, из воинских пальцев.
Колыбельная для Матери
Я звезда. Тебе пою я песню,
Мать Христа.
Средь извечной темноты небесной
Я чиста.
Спи спокойно. Ты узнаешь вскоре,
Что в веках
Будут, будут слезы, будет горе,
Будет страх.
Будет, будет чёрное распятье
Рваться ввысь.
Ты - терпи, и, утешая братьев,
Верь, смирись.
Вспомни, вспомни голую пустыню,
Ночь, меня.
Вспомни, как кормила грудью сына
У огня.
Радуйся и пой под шум метели,
Будь живой
И над гробом, как над колыбелью,
Тоже пой.
Век пройдет, пройдет тысячелетье,
Жизнь и смерть.
Так же будут плакать в мире дети,
Мамы -- петь.
Так же будут жертвы приноситься
На крестах.
И в сердцах людей продолжит биться
Тот же страх.
Знаешь, в мире звезд страданье то же.
Мы горим...
О, не дай нам, превратиться, Боже,
В горький дым!
Плачут реки, горы, океаны,
Небосвод...
"Или, или, лима савахфани!"-
Мир поет.
Пой младенцу, пой живую песню
В темноте,
Чтобы, к звездам вознесясь небесным
На кресте,
Вспомнил он твои простые звуки,
Песнь небес,
Вынес все назначенные муки
И воскрес.
* * *
Волхвы не знали, кто ты и откуда,
Когда несли дары тебе, когда
На небосклоне времени, как чудо,
Зажглась твоя бессмертная звезда.
Тебе же предстоит расти душою,
Вбирать в себя всю мудрость прошлых лет,
Чтоб сделать жизнь прозрачною, большою,
Чтоб над людьми мерцал твой звёздный свет.
Живи. Расти. Когда-нибудь, о Сыне,
В саду стерев со лба кровавый пот,
Ты вспомнишь ночь в заснеженной пустыне,
Где ты рождён для бедствий и невзгод.
Да будет так. Свершится воля Божья.
И крест, и вознесенье - впереди.