Дневник порнографа
Шрифт:
– Ты такой большой, Годфри! – возможно, сказала Таня.
И тут вмешалась действительность: в дверь кабинки постучали. Таня и я застыли, перестав дышать. Через пару мгновений Таня крикнула:
– Минутку, я уже скоро!
Затем она взглянула мне в глаза и кое-что сделала. Это я унесу с собой в могилу. Возможно, в сравнении с предыдущим – ничего особенного, но именно это я вспоминаю в первую очередь, когда думаю о том дне. Вот мы стоим, прижавшись к двери кабинки, наши тела переплетены, мы задыхаемся от страсти... Она наклоняется и целует меня в губы... Еле ощутимо, осторожно...
– Таня? – спросил голос из-за двери.
– Да? – ответила Таня, не отводя от меня взгляда.
– Кто там с тобой? Годфри?
Я узнал голос Саманты.
– Нет, – сказала Таня и опять меня поцеловала.
Саманта вошла в соседнюю кабинку, взобралась на унитаз (хит сезона) и заглянула через стену.
– Что вы делаете, идиоты! – воскликнула она.
– Детей... – ответил я, и мы с Таней рассмеялись.
– А ну валите оттуда! Хотите, чтобы вас повесили?
Какое-то время подумав (не очень долго), я ответил:
– Но я еще не закончил.
Таня улыбнулась, и мы потихоньку задвигались вновь.
– Плевать, выходите!
– И не подумаем! – ответила Таня, откликаясь на каждое мое движение.
– Если вы сейчас же не прекратите, я приведу сюда секретаря суда! – пригрозила Саманта, однако я сказал ей, что пусть приводит хоть Лоуренса Аравийского [17] – меня ничто не остановит.
– Слушай, ведь ты наш представитель? – спросила Таня, подняв на нее взгляд. – Так давай представляй наши интересы: постой на шухере!
17
Лоуренс Аравийский (Lawrence of Arabia) – прозвище Томаса Эдварда Лоуренса (1888 – 1935), английского писателя и разведчика, воевавшего в Саудовской Аравии против турецкого владычества и оставившего свои воспоминания о той войне.
– Это какое-то сумасшествие, так себя вести нельзя... – сказала та.
– А ты посмотри на нас! Я забавлялся.
– Мать вашу!.. – воскликнула Саманта. Она слезла с унитаза и вышла из кабинки.
– Идете вы или нет?
– Позже... – сказал я, двигаясь со всевозрастающим азартом.
– Я не шучу! Сейчас приведу секретаря!
– Не приведешь.
Судя по всему, этот ответ Саманту добил. Помешкав еще немного, она сказала:
– Ладно, только поскорее!
– Конечно. Последи там, мы скоро выйдем!
– Вряд ли... – выдохнула Таня. – О да! – простонала она. – Давай! О господи!
Мне стало смешно. Пока Саманты не было, она вела себя куда тише. А теперь вдруг потеряла всякую способность держать варежку закрытой.
– Да! Нет! Только не останавливайся! Чудесно... – говорила Таня мне и Саманте. – Да! Да! Да! О господи! Нет, нет, нет! Да! Нет... Давай!
Я понятия не имел, что она там бормочет. Отзывы на мой счет были самые лестные – это все, что я знал.
– Господи... Год... Господи... – продолжала кричать Таня. – Да-да – да! Давай, Год, я сейчас кончу! Не останавливайся! Еще! Еще! О-о-о-о-о-о-о! – провыла она мне прямо в ухо, потом
Вдруг я вышел из берегов. Меня словно виагрой накачали. Я снова, снова и снова припечатывал ее к двери. Вырвался на финишную прямую! В этом галопе Тане оставалось только изо всех сил держаться. Она кусала меня за уши, целовала в шею и в два счета расправилась с моей тщательно набриолиненной прической. И вот я вонзился в нее последний раз... Кончил!
– ДА! – закричал кто-то из нас, не помню уже кто.
На несколько райских мгновений мы замерли в этом положении, и эндорфины омыли нас с головы до ног. Потом мы еще раз поцеловались и счастливо разъединились.
Попытавшись разогнуться, я понял, что готов. Не знаю, как это объяснить. Разве что так. Представьте: вы идете купаться, а плаваете не очень. А потом вы десять раз из конца в конец проплываете бассейн, делаете это на последнем пределе и, выбравшись из воды, еле держитесь на ногах. Вот так я себя чувствовал, открыв дверь кабинки. Челюсть ходила ходуном, колени тряслись. Таня едва не падала, а обалдевший вид Саманты стоил всех сокровищ Востока. Я проковылял мимо не останавливаясь – лишь подмигнул, когда выходил. Потом я услышал, как Таня сказала Саманте:
– Этот мальчик знает, что делает.
Она и вправду так сказала.
Минут через десять, уже в холле, Саманта попросила меня отойти в сторону. Я приготовился к длинному нравоучению. А может, она решила отказаться от защиты. Вместо этого она протянула мне конверт и сказала, что я выронил его в туалете.
– Я не знала, чей он, и заглянула внутрь. Это та женщина из полиции? – спросила она, пока я проверял, все ли фото на месте.
– Да. Спасибо! Не говори никому, ладно? Иначе она попадет в очень сложное положение.
Саманта немного поломала голову над сказанным, потом выдала:
– Не понимаю... Как тебе это удается?
Быстротой реакции я никогда не отличался. А теперь сам поражался собственному великолепию. Понимаю, что так прозвучит совсем не оригинально, однако, забирая конверт, я брякнул:
– Почему бы нам не поужинать вместе и не покончить с этим бредом?
Саманта молча на меня уставилась. Не знаю, что у нее было на уме, так как в это мгновение объявили слушание нашего дела, и нам пришлось переключиться совсем на другое. Она не сказала "нет" – это наверняка.
Пэдди, Мэтт, Хассим и Хейзл пожелали нам удачи, а констебль Кенсингтон ободряюще улыбнулась. Саманта это заметила и посматривала на меня в полнейшем недоумении. Мы рассаживались по местам.
– Всем встать! – крикнул какой-то парень, и мы встали.
Он начал с меня и попросил подтвердить правильность имени и адреса. Потом спросил о работе. Я уже хотел сказать "безработный", но вспомнил, что за меня платит "Мунлайт", – значит я могу творить все, что захочу. Не получив немедленного ответа, служащий повторил вопрос. Я широко улыбнулся. Потом оглянулся на Пэдди и остальных и вдруг понял, что знаю ответ. Все взгляды были прикованы ко мне. Они ждали. Я ободряюще завопил – и друзья поддержали меня.