Дневник Симоны
Шрифт:
— А у тебя есть какой-нибудь сок или минеральная вода?
Райан озадаченно посмотрел на Симону.
— Тебе не кажется, что что-нибудь покрепче поможет тебе расслабиться?
— Я и так расслаблена. — Плохо, слишком резко… — Я же тебя предупредила, что это не свидание, Райан, — уже мягче добавила она.
— Успокойся, — Райан взял небольшую вазочку с фисташками. — Поставь ее, пожалуйста, на кофейный столик.
Симона даже обрадовалась этому небольшому заданию.
— Присаживайся, — широким жестом пригласил он. — Я принесу напитки и присоединюсь к тебе.
Симона осторожно опустилась на изящный стул с мягким сиденьем, который так и манил откинуться на обитую бархатом спинку и расслабиться. Но девушка упрямо села на край, сжав вместе колени. Воплощение строгости и чинности.
Райан поставил пиво на столик и протянул ей бокал. Потом опустился на стул напротив и поднял свой бокал:
— Твое здоровье.
— Твое здоровье.
Он откинулся на спинку стула, вытянув ноги под столиком. Симона по-прежнему сидела выпрямившись.
— Думаю, можно начать, — произнесла она, сверля Райана взглядом.
— Сначала ты должна пообещать, что не сбежишь, как в прошлый раз. По крайней мере до того, как попробуешь мои шедевры.
Симона виновато поежилась.
— Не волнуйся, — ответила она, пытаясь говорить легко и беззаботно. — Я ни в коем случае не лишу себя возможности попробовать издающие столь восхитительные ароматы блюда, приготовление которых к тому же стоило тебе таких усилий.
— Рад слышать.
Симона посмотрела в его теплые, сияющие глаза и почувствовала, как по телу прошла непрошеная дрожь.
— Кстати, — произнес Райан, указывая на некрашеный книжный шкаф. — Вон там твой дневник и обретался в тоскливом одиночестве все те дни, собирая пыль. Я пролистал пару страниц в надежде, что обнаружу имя владельца, но я его не читал, клянусь тебе! Да еще в тот день, когда ты его потеряла, я мчался за твоим такси через полгорода.
— Правда?
— Мой шофер несколько раз проскочил на красный. Если бы не дождь, мы бы тебя, может, и догнали.
Как можно продолжать верить, что он — враг, когда этот мужчина обезоруживает ее каждым словом?
— Ты, кажется, собирался убедить меня в том, что я не должна публиковать твою историю в нашем разделе о холостяках? Полагаю, в таком случае ты расскажешь мне больше о своей семье.
— Надеюсь, это останется между нами?
— Разумеется.
Райан задумчиво посмотрел на девушку и, очевидно, пришел к какому-то решению.
— Что ж, я уверен, ты многое успела узнать о моем отце, пока проводила свои изыскания. Но что ты знаешь о моей матери?
— Честно говоря, ничего, — Симона ощутила некоторую тревогу. Разговоры о матерях всегда были ей в тягость.
— Ее звали Кэтрин Бэннинг.
Симона нахмурилась, пытаясь вспомнить, где она могла слышать это имя.
— Мама быстро зарекомендовала себя как талантливая художница.
— Ах, да, теперь припоминаю! Она писала прекрасные пейзажи!
Райан кивнул.
— А еще она обожала музыку и литературу. В общем, ей нравилось все, что имело отношение к искусству. Свою любовь к книгам я унаследовал от нее. У Джордана и моего брата нет времени на книжки — разве что на чековые…
— То есть ты всегда был этакой паршивой овцой?
— Что-то вроде, — вздохнул Райан. — Моя мать умерла при родах. Джордан потерял Кэтрин и получил меня. Не самая лучшая его сделка.
Симона почувствовала боль в его голосе и забыла обо всех своих тревогах.
— Уверена, твой отец так не считает…
— О нет, именно так он и считает, — Райан побарабанил пальцами по столу и криво ухмыльнулся. — Судьба зло пошутила, забрав у Джордана любовь всей его жизни и наградив взамен таким подарочком.
— Это он тебе такое сказал?! — ужаснулась Симона.
— Не в таких выражениях, но общий смысл тот же.
Райан сделал вид, будто его эти слова не задевали. Скорее всего, он притворялся всю свою жизнь, борясь с ужасным ощущением, что стал причиной смерти собственной матери.
К своему удивлению, Симона ощутила горячее желание вскочить и заключить Райана в объятия.
— Если бы «Горожанка» опубликовала твою историю, это было бы равносильно просыпанной соли на незажившие раны, верно?
Райан кивнул.
Воцарилось неловкое молчание.
Она взяла горсть фисташек и отправила один орешек в рот.
— Если ты не против, я не буду ничего рассказывать о своей семье, — произнесла она, хрупнув орешком.
— Как тебе будет угодно, — улыбнулся Райан и задумчиво добавил: — Симона, ты по-прежнему мне не веришь? Я не пытаюсь разузнать, что было написано в твоем дневнике. Признаюсь, мне стало любопытно, но я не собираюсь давить на тебя или требовать откровений. И не собираюсь ничего про тебя писать.
— Я тебе верю, — тихо произнесла она.
Симона даже не осознавала, с каким напряжением жила вплоть до этого самого момента. В ее душе поднялась волна облегчения, и девушка наконец откинулась на спинку стула.
— Полагаю, в таком случае ты не будешь ничего печатать про Белл и Клер?
— А кто это?
— Девушки, с которыми я познакомилась во время поездки.
— Ах да, помнится, ты упоминала о них в своей статье. Нет, разумеется, я ничего не буду про них писать — ведь я ничего не знаю.