Дневник Тернера
Шрифт:
Поначалу некоторые Не пытались сопротивляться, не веря угрозам «хрюков».
(Справка для читателя: «хрюк» – одно из многих уничижительных прозвищ Белых, которыми пользовались Не в последние три десятилетия до Великой Революции. Его происхождение неизвестно.)
Очень скоро, однако, они поняли свою ошибку, и весть об этом быстро разнеслась повсюду. Большинство Не двигалось в сторону определенных им местожительств, на квартал или два квартала опережая медлительную пехоту, которая наскоро осматривала каждое здание. Не, которые оставались там, грубо выталкивали на улицу, а если они пытались сопротивляться, расстреливали на месте. Время от времени раздававшиеся звуки выстрелов отлично исполняли роль погонщиков.
До сих пор было не больше полудюжины случаев, когда Не, украв оружие, пытались забаррикадироваться в зданиях и стреляли в наших людей. Тогда пехота шла дальше и вызывала танк, который расстреливал занятое здание. Еще раз хочется добрым словом помянуть Систему, много лет назад разоружившую гражданское население.
Если бы у Не было больше оружия, мы бы с ними не справились, ведь их больше, чем нас. Мои спасательные команды идут сразу за пехотой. Наша задача – найти и сохранить все ценное: бензин и другие горючие материалы, консервированные продукты, лекарства, транспорт, оборудование и т.д. Не подчистили почти всю еду в своих районах и бессмысленно переломали многое из того, что мы искали, но нам досталось много другого, в частности, как раз сегодня – сорок тонн сушеной рыбы на местной фабричке, выпускавшей корм для домашних животных. На вкус она не очень, зато мы обеспечены минимальным количеством протеина, необходимого на неделю для ста тысяч человек. А вчера нам попались тридцать тысяч галлонов хлорки для очистки воды. Еще в одной больнице и двух клиниках отыскались лекарства, которые оставались нетронутыми, хотя бунтовавшие Не рыскали повсюду. Обнаружили мы и чудовищное свидетельство того, как Не решали продуктовую проблему, то есть каннибализма. Уже во вторник на прошлой неделе они построили баррикаду на одной из главных улиц, чтобы останавливать автомобили с несчастными Белыми, которых тащили в ближайший Не ресторан, разрубали, варили и съедали. Потом Не объединились в охотничьи отряды и стали совершать нападения на Белые районы. В подвале, одного из домов, где жили Не, мы обнаружили неописуемо жуткую картину, свидетельствовавшую об удачной охоте.
Мы с моей командой обратили внимание на суматоху возле одного из домов, когда закончили проверку соседнего разграбленного склада и вышли на улицу. Сбившиеся в кучу, солдаты возле входа выглядели растерянными. Один солдат едва успел выбежать из дома, как его вырвало. Потом другой солдат с мрачным выражением лица вышел на улицу, ведя за руку Белую девочку. Ей было на вид лет десять – худенькая, грязная и как будто невменяемая. Я вошел в дом, и меня сразу обдало жуткой вонью. Закрыв нос и рот платком, что плохо помогало, я зажег фонарик и стал спускаться в подвал, пропустив наверх еще двух солдат. Один из них нес на руках ребенка лет четырех, молча глядевшего куда-то перед собой, к счастью, живого, но слишком слабого, чтобы идти самостоятельно.
Подвал, освещенный двумя керосиновыми лампами, висевшими на мокрых трубах, был превращен в бойню Черными владельцами квартир. Пол был скользким от крови. В бочках гнили человеческие внутренности и отрезанные головы. Четыре маленьких ноги качались над моей головой на проволоке. На деревянном разделочном столе под керосиновой лампой я увидел то, чего мне не забыть никогда: разрубленное на куски, с недостающими частями тело девочки-подростка. Голубые невидящие глаза смотрели в потолок, золотистые волосы были в крови, видимо, пролившейся из раны на шее.
Не знаю, как я выбрался из дома на улицу, к свету. Никакими силами меня нельзя было заставить еще раз спуститься в кошмарный подвал, но я послал туда двух человек с фотоаппаратами из моей команды, чтобы они сделали побольше снимков. Эти снимки будут полезны для агитации в армии. От одного из солдат мне стало известно, что найдены останки как минимум тридцати детишек, исключительно Белых, и два живых ребенка были привязаны к трубе в углу. На заднем дворе был устроен самодельный гриль, возле которого возвышалась большая куча маленьких косточек – тщательно обглоданных. Все это мы тоже сфотографировали. Я работал, в основном, в Не кварталах, но от наших товарищей слышал довольно много неприглядных историй о кварталах, где жили Белые и Чикано (Презрительная кличка латиноамериканцев). Правда, ни Белые, ни Чикано каннибализмом не занимались (в этом отношении Не особая раса), но что касается убийств из-за еды, их было немало. Когда Не банды захватывали районы Белых и вламывались в дома Белых, то вели себя со звериной жестокостью, особенно в кварталах побогаче, где дома стоят на довольно большом расстоянии друг от друга.
Положительным же было то, что в некоторых по преимуществу Белых районах, где жили в основном представители среднего и рабочего классов, Белые объединялись в отряды, чтобы защитить себя от Не и Чикано. Это внушает надежду, но удивляет, если учесть, как здешние идиоты голосовали на всех последних выборах. Неужели многолетнее Е промывание мозгов оказалось бессильным перед Белыми массами?
Если честно, то боюсь, оно все же не прошло бесследно для многих. В районах, например, со смешанным населением Белые очень пострадали в последние десять дней, но даже пальцем не пошевелили, чтобы помочь себе. Без оружия, правда, самозащита зависит от количества защищающихся – и еще от воли к жизни. Хотя всего в нескольких смешанных районах Белых было меньше, у них уже нет осознания своей принадлежности к особой расе, нет чувства общности, которое все еще есть у Не и Чикано.
Важно и то, что многие убеждены, будто самозащита – это «расизм», и они больше боялись стать «расистами» (даже подумать так о себе), чем умереть. Даже когда Черные банды забирали их детей и на их глазах насиловали их женщин, они не оказывали значительного сопротивления. Вот что отвратительно!
Мне трудно жалеть Белых, которые даже не попытались защитить себя, и еще труднее понять, почему мы должны рисковать собой и даже умирать ради спасения слюнтяев от участи, которую они заслужили. И все-таки как раз в смешанных районах у нас больше всего проблем, и риска тоже!
Нам не хочется стрелять в толпу, если есть опасность попасть в Белых так же, как в не-Белых, и ублюдки сразу все поняли, а теперь этим пользуются. В некоторых кварталах нас встречает такое сопротивление, что почти невозможно добиться цели и отделить Белых от не-Белых. Еще одна почти неразрешимая проблема заключается в том, что в этом регионе много людей, которых неизвестно к кому причислять – к Белым или не-Белым. Процесс ассимиляции здесь зашел так далеко, что не знаешь, где провести черту, до того много смуглых и кудрявых особей любого роста и объема мельтешится кругом.
Тем не менее, черту проводить надо – и, не теряя времени! У нас нет возможности накормить всех, и если мы не хотим массовой смертности среди Белых, то должны как можно скорее переселить их в те зоны, где есть электричество, вода, еда и все остальное, необходимое для жизни. А всех других нам надо тем или иным способом изгнать с нашей территории. Чем дольше мы медлим, тем более неуправляемым будет население.
В сущности, мы неплохо справились с концентрацией Не в специально выделенных для них местах. Около восьмидесяти процентов находятся в четырех небольших анклавах, и, насколько я понимаю, первый большой конвой сегодня вечером уже отправится на восток. Остальных мы так напугали, что они не смеют высунуть нос из дома. Нам не до них, и, насколько мне известно, мы еще не начинали массовых арестов или других акций против Е и других враждебных элементов. Сначала надо разобраться с Не!
Глава XXII
19 ИЮЛЯ 1993 ГОДА.
В последние пять дней я был свидетелем, скорее всего, самого массового переселения людей в истории: я имею в виду эвакуацию Не, метисов и «лодочников» из южной Калифорнии.
Мы отправляем их на восток больше, чем по миллиону в день, а им нет конца.
Однако сегодня на собрании я узнал, что завтра как будто последний день такой массовой эвакуации. Потом будем переправлять за пределы нашей территории. Всего по несколько тысяч за раз, тем временем продолжая обследовать нетронутые нами районы и заканчивая процесс разделения рас. На меня и моих людей возложена обязанность обеспечить транспортом тех, кто не может идти на собственных ногах. Поначалу нам приходилось использовать большие грузовики и трейлеры, способные перевезти пару сотен людей за один раз, а потом стали брать все, что оказывалось поблизости, для эвакуации Не и Чикано. составляя колонны из шести тысяч машин.