Дневник Васи Пупкина

Экслер Алекс Борисович

Вот так вот, ребята. Висит в шкафу моя роднулька! Джинсовый костюмчик! Джинсики, курточка, ковбойка и шейный платочек с рекламой вредных для здоровья сигарет марльборо. А снизу – ковбойские сапожки стоят. Папик сказал, что в них вообще без носок ходить можно, раз у меня на них такая идиосинкразия. А на шкафу – чего лежит? Настоящая ковбойская шляпа, чтоб я сдох! Тактика – великое дело. Конечно, это тоже все в копейку влетело. Четыреста пятьдесят долларов. Но папик сказал, что ему для единственного наследника ничего не жалко. Сыновнюю любовь и уважение, сказал папик, не купишь ни за какие деньги. А из порванных туфель за тыщу баксов он себе сделал домашние тапочки. Говорит, что очень удобные.

23 мая: Сегодня воскресенье. Утром встал, делать – абсолютно нечего. По телевизору

идет всякая лабуда, видак смотреть – надоело, хуже горькой редьки. Родители вчерашний вечер провели тихо-мирно, играя в нарды. Опять, правда, чуть не подрались, когда папик выиграл у мамика двадцать восемь помывок посуды, но потом помирились. Так что утром боевых действий не ожидалось, поэтому я решил приготовить дорогим родителям гранд-яичницу.

Собственно, кулинарил я первый раз в жизни, но надеялся, что уж яичницу приготовить – плевое дело. А уж "гранд-яичницу" – легче легкого: берешь яйца, всякие продукты и делаешь. Короче, сначала встал вопрос – сколько яиц надо для того, чтобы накормить нашу боевую ячейку общества. Ну, папику яиц пять надо, не меньше. Мамику и трех хватит. А мне, как растущему молодому организму, семь-восемь – минимум. Набабахал все это дело на сковородку, разболтал вилкой, сверху окропил солью и стал думать – чего бы еще туда присоседить. В холодильнике нашлись сосиски – пошли в дело. Две сардельки (одна вареная) – тоже покидал на сковородку. Сыра эдамского двести грамм добавил, полбанки лечо, кусок салями (резать не хотелось, поэтому положил так), помидорчики кружочками покрошил, огурчиков пять штук и недоеденный папашкой кусок ветчины, пытался говядину из кастрюли выудить, но только измазался весь и бульоном облился. Наткнулся в холодильнике на кучу всякой зелени, покрошил в сковородку: укроп, петрушку, салат, кинзу, сельдерей, цицмак и молодой лучок. Отошел в сторону и стал любоваться на дело рук своих.

Что и говорить, картина на сковородке получалась весьма внушительная, но не хватало каких-то финальных аккордов. Поэтому произвел археологические раскопки в холодильнике и прибавил к своему демоническому произведению: полбанки горошка, кусок палтуса (пахло от него – на всю квартиру, но я думал, что так и полагается), с десяток рыбки-тараньки, соус для барбекю (я сначала подумал, что это – для куклы Барби, но потом оказалось, что вполне съедобно), три вида кетчупа, два вида соевого соуса, три завядшие редиски, десяток зерен кофе со дна банки (мамик говорила, что папику нужен кофеин, а то он дикий совсем стал), плитку зеленого китайского чая (как национальный колорит) и несколько маслин для эстетизма. Жарил-парил все это роскошество минут двадцать, за это время и родители встали.

Пока папик выискивал в ванной свою зубную щетку, мамик прибежала на кухню, увидела мои кулинарные поползновения и чуть не прослезилась: мол, сыночек, зараза, первый раз в жизни позаботился о родителях. Папик тоже выскочил из ванной как пробка из бутылки, когда туда доплыли кухонные запахи. Заорал на всю кухню, что, дескать, вот и пришел тот самый день и час, когда сыночек решил накормить своих престарелых предков. Потом, впрочем, посмотрел на сковородку и сказал, что кусочек дерьма оттуда следовало было убрать, просто так, за ради эстетизма. Я папику предложил не разыгрывать из себя идиота и не называть такими кошмарными терминами кусок салями. Она с мамиком сели за стол, схватили ножи и вилки, а я в это время разделил гранд-яичницу на три части и вывалил на тарелки. Папик первый кусок проглотил с налету и замычал: "М-м-м-м… Неземное наслаждение. Спасибо тебе, сыночек. А я уж думал, что ты ни на что не годишься". Мамик была более осторожна, поэтому первый кусок долго обнюхивала и все допытывалась – чего я туда положил. Потому что на вид компоненты определить было невозможно: все ингредиенты смешались и перепеклись так, что даже я уже не понимал – где яйца, где таранька, а где редиска с огурцами.

Папик, после первого куска, сначала сидел веселый, а потом, по мере продвижения яичницы в пищевод, почему-то все грустнел и грустнел. Минут через пять загрустил окончательно, посмотрел на мамика и заявил, что не прочь слопать бутерброд с ветчиной. Тут я пожалел, что не кинул в яичницу хлеба, потому что в этом случае бутерброд стал бы неотъемлемой составляющей частью моего коронного блюда. Мамик сказала, что ей сегодня утром почему-то совсем не хочется кушать, и что она не прочь выпить обычную чашечку кофе. Я радостно заявил, что изобрел новое направление в кулинарии, и что теперь достаточно просто отведать моей яичницы, чтобы организм полностью насытился

всеми необходимыми завтракательными компонентами (с этими словами я налил по тарелкам яблочного джема, который случайно обнаружил в одном из кухонных шкафчиков).

Папик изобразил радостное выражение на лице (актер из него, кстати, хреновый), делано потянулся и заявил, что хочет пригласить всю семью в ресторан. А то, дескать, давненько мы всем составом не ресторанничали. Мамик сказала, что предложение принимается полным кворумом, и что она предлагает отправиться туда прямо сейчас, чтобы возблагодарить сыночка Васятку за прекрасный завтрак, которым он поразил родителей прямо в желудок. Я тревожно заявил, что у меня нет возражений против посещения ресторана, но я не очень понимаю – почему плоды моих утренних трудов остались на тарелке почти нетронутыми.

Папик сказал, что он уже в полной мере насладился моими кулинарными изысками и хочет оставить кусочек, чтобы насладиться им перед сном. Мамик ласково посмотрела на меня и сказала, что она вот как раз сегодня утром решила сесть на диету, которая продлится еще минимум часа два, поэтому ей вполне достаточно изумительного запаха, который издает это замечательное блюдо. Я сильно обиделся и сел за стол, чтобы своим примером вдохновить их на подвиг. Зачерпнул полной вилкой, сунул это дело в рот, задумчиво посидел пару минут, а потом сообразил, что мне нужно срочно проверить – не завелись ли тараканы в мусорном ведре. Тараканов там не оказалось, поэтому я спокойно оставил ведру кусок моей гранд-яичницы, чтобы тараканов там больше не заводилось никогда. После этого сказал, что готов сопровождать родителей в ресторан, раз уж им так не терпится, и что их сыночек готов на любые подвиги во имя спокойствия семьи.

А как было приятно всей семьей идти в ресторан! Ласково светило солнышко, мамик улыбался папику, папик улыбался мне, а я улыбался мамику. Впервые за несколько лет семья чувствовала себя объединенной перед лицом внешних врагов. И в этом была исключительно моя заслуга. Короче, я так понял, что в следующие выходные мне нужно будет приготовить седло барана с трюфелями из редьки и жареных бананов, вот тогда наша семья объединится окончательно.

25 мая: Пришел из школы. Опять делать нечего, тоска смертная. То есть делать есть чего – уроки, будь они неладны. Но не хочется. Вообще у меня какая-то меланхолия началась. Как у Хемингуэя. Тот говорил, что у него вызывает ужас чистый лист бумаги. Я тоже тетрадь раскрыл и ощутил такой кошмар при виде этого белого безмолвия, что сам Хемингуэй уже просто от разрыва сердца умер. Пытался делать математику – черта с два. Не идут эти квадратные уравнения, хоть вешайся. Дискриминант какой-то придумали. Это она нарочно нас, школьников, дискриминируют, чтобы мозги закомпостировать. Посидел я полчасика, написал в тетрадке крупными буквами: "Дискриминант – маст дай", а потом целый час развлекался тем, что на калькуляторе умножал разные цифры на ноль и следил – с какой скоростью они исчезают. Получилось, что число 385 исчезает быстрее остальных.

Затем попробовал Мурзика дрессировать, чтобы этот тунеядец научился тапки приносить. Разбудил эту пушистую заразу, несколько раз показал – как надо делать. А эта негодяйская животная стояла с тупым выражением на лице, смотрела на меня прищуренными глазами, потом зевнула огромным зевком, свалилась на бок и опять заснула. Ну как тут работать в такой обстановке? Плюнул я на это дело и отправился во двор погулять.

А во дворе – чудо из чудес. Стоит Михась с новым мотоциклом "Минск". Оказывается, ему отец пообещал купить мотоцикл, если Михась получит хоть одну пятерку в четверти. Тот, правда, ничего такого не получил, зато весьма кстати засек отца на улице в интимной компании с сослуживицей. Отец правильно рассудил, что пятерки в дневнике – полная фигня по сравнению с тем, что с ним сделает Михасева мамаша, если сынок станет распускать язык. Поэтому мотоцикл был немедленно куплен в какие-то два дня. Подошел я к счастливому владельцу нового транспортного средства и говорю:

– Мсье Мишель! Категорически приветствую. Как стальная лошадка? Уже обкатал?

– Здорово, Пупкинаки! – отвечает Михась. – Пока не обкатал. Только собираюсь. Ты же видишь, я теперь – Харлей Дэвидсон и Ковбой Марльборо!

– Вижу, вижу, – говорю. – Только ты больше похож на Мотоцикл Минск и Ковбой "Наша марка".

– Сам ты "наша марка", – обиделся Михась. – Будешь обзываться, я тебе прокатиться не дам.

– А если не буду обзываться – дашь? – заинтересовался я.