Дневник. Начало
Шрифт:
— О, мой дорогой, мы уже буквально извелись от ожидания. Анри, Анри – это тот самый мальчик, сын Тобиаса. Анри, он чудо, не правда ли?
По совету Филиппа я практически не слушал Шарля, но мне пришлось приложить усилия, чтобы не закатить глаза.
Анри поднялся и изящно потянулся.
— Наконец–то. Филипп, давай не будем тянуть. Мое время стоит денег.
Он прошел на середину комнаты.
— Думаю, что эта комната подойдет. Здесь очень удачный свет.
Подойдя к стене, Анри вытащил на середину комнаты стул и томным движением руки указал на него.
— Садись сюда.
Я сел, радуясь уже тому, что меня не собирались раздевать. Анри притянул к себе
— Да, именно так.
И набросился на меня с ножницами.
К тому времени, как он закончил, у меня даже спина слегка затекла.
Едва поднявшись со стула, я угодил прямо в лапы к Шарлю.
Меня все-таки раздели, потом во что-то одели. Я не акцентировал ни на чем внимания, принимая происходящее, как неизбежное зло.
— Божественно, просто божественно. — Шарль сложил руки на груди. – Ты произведешь фурор, любовь моя. – Кажется, меня все-таки передернуло. Положение спас Филипп.
— Я очень признателен вам, но у нас мало времени. Еще немного и мы с Севи опоздаем на представление.
— Конечно, конечно. Но, Фил, негодник, я рассчитываю, что через неделю, когда гардероб этого юного очарования будет готов, вы посетите меня в моей мастерской. Я хочу присутствовать при примерке.
— Конечно, Шарль, ты можешь на нас рассчитывать.
Когда они, наконец–то, убрались, Филипп покосился на меня и вздохнул.
— Ты просто чудо. Чего у Анри не отнять, так это — чувства прекрасного, а у Шарля, не смотря ни на что, безупречный вкус. Кстати, Анри такой же как и ты, то есть гетеросексуал. Предупреждая твой вопрос, ему так было проще пробиться. Мир моды очень жесток и одного таланта для того, чтобы добиться в нем успеха — мало. Но, поспешим, а то действительно опоздаем.
— Я могу хотя бы в зеркало взглянуть?
— Вернемся, взглянешь, поверь мне, ты выглядишь изумительно.
Мы аппарировали в театральную ложу. Забавно, я даже не увидел, что это вообще был за театр.
— Есть своеобразное преимущество в закрытых ложах, не находишь? Во всяком случае, они здорово позволяют сэкономить на дороге.
— Что мы будем смотреть?
— Балет. Сегодня выступает труппа Большего Театра из России. Хачатурян. Балет называется «Гаянэ».
Балет мне понравился. И музыка, и танцы были просто изумительны.
Особое впечатление на меня произвел танец с саблями и чувство, что сегодня Кери танцевал ничуть не хуже.
В антракте я заметил, что на меня многие откровенно пялились. Меня это слегка нервировало.
Проходя по одному из коридоров, я внезапно увидел парня идущего мне навстречу. Очень коротко постриженный, но с длинной челкой, закрывающей одну половину лица. Челка была рваной, но как ни странно, подчеркивала привлекательность парня. Бледная кожа, высокие скулы, черные глаза, опушенные длинными и густыми ресницами, даже большой нос не портил его, а придавал какую-то изюминку внешности. Он был очень стройный и одежда, что была одета на нем, подчеркивала широкие плечи, тонкую талию и узкие бедра. Его походка чем-то напоминала мне походку Эвана. Одет он был в мягкие брюки из темной замши, белоснежную водолазку и расстегнутый пиджак с высоким воротником–стойкой, длиной немного выше колен, с разрезами по бокам. Пиджак был черного цвета, с пущенной по воротнику и бортам вышивкой из серебряной нити. Никогда не завидовал смазливой внешности Поттера, Блека или Малфоя, но сейчас впервые ощутил неприятный укол где-то в районе груди. И лишь подойдя ближе я понял, что передо мной находится зеркало.
Никогда еще не писал так много, как сегодня. Пора спать, завтра начнется ад.»
— Твою ж мать, мать твою, твою...
— Перси, читай! Кингсли заклинило, полейте его кто-нибудь еще водичкой!
====== Глава 27 “Начало пути” ======
«28 августа 1976 года.
Через четыре дня я сяду в Хогвартс–экспресс и уеду в школу. Я там буду почти как обычный ученик. Ключевое слово – почти.
Последние недели в один миг вдруг как-то стерлись, размылись. Осталось время “до” и время “после”. После того, как я...
Две недели, прошедшие с того момента как за мое воспитание взялись пятеро специалистов высочайшего класса по проведению секретных операций, пролетели со скоростью снитча.
Сказать, что они меня многому научили? Нет. Я стал довольно сносно попадать в мишень и пропускал на спаррингах с Кери каждый второй удар, а не каждый первый, как вначале. Да, там же еще были бокены. До мечей мы не дошли, к счастью для меня.
Единственное, что у меня выработалось – это скорость реакции. Я начал замечать, что в меня что-то летит уже на третий день, а на десятый, я мог если не отбивать, то уклоняться от летящих в меня мячей. Свою угрозу насчет ножей они не выполнили, так что думаю, это все-таки была шутка. Однако, когда я заикнулся о своем несовершенстве, ну еще бы, даже в своих поединках со Слизерином я выглядел более достойно, мои няньки переглянулись и весело заржали.
— Не комплексуй, Сев, достать каждого из нас – это нужно умудриться. Вот увидишь, если тебе встретится соперник, ну или соперники, так сказать, твоей весовой категории, то ты сможешь их удивить. – Андре говорил это, запуская в полет к мишени очередной нож.
Я сейчас слукавил немного, метать ножи, любые и из любого положения я научился в совершенстве. Для мага, естественно. Как-то раз Фернандо с Андре на спор метали... все они метали и ножи и топоры, и лопаты, и даже вилки — все находило свою цель. Мне до них, как им до меня в магии.
— Сейчас твое тело действует на рефлексах, ты даже можешь не понять, что произошло, как твой противник уже будет лежать на земле. Мы научили тебя подсознательно ждать атаки. Твое тело всегда ее ждет. А как оно отреагирует будет зависеть от того, что в него полетит, мячик или чей-то кулак.
По сравнению с тем, что меня ждало по вечерам, мои тренировки – это была просто манна небесная. Какие-то вечеринки, театры, какие-то девицы и даже парни. Бесконечные смены одежды. Шарль, прилипающий ко мне, как репей. И самое главное, Филипп не всегда был рядом. Приходилось выкручиваться самому. Я научился язвить. Раньше я мог только подшучивать, над теми же Мародерами. Теперь я научился первоклассной стервозности, причем, высшим шиком считалось по градации оценок Филиппа отшить кого-нибудь особо приставучего, оскорбив его, таким образом, чтобы он даже не понял, что его оскорбили.