Дневник. Первые потрясения
Шрифт:
– Почему?
– Есть правила. Одна школа – один сильнейший участник. А от Хогвартса, ты уж извини, не потянет мальчик.
– И что же делать? – я посмотрел на Кубок. – А можно сделать так, что ты выкинешь имя, а я другое прочитаю, которое мне нужно?
– Хитрый какой. Конечно, нет. Это фиксируется все в Отделе вашей безопасности. Глупо, правда. Вот в наше время я имел право уничтожать человека, подтасовавшего результаты. О времена, о нравы! Нельзя сейчас. Азкабан его только ждет. А что ты улыбаешься?
– я пытался не рассмеяться. Он меня Азкабаном пугает? Меня? Фактически
– Хм. Знаешь, в те времена, когда меня создали магических школ – было мало. Зато было много сильных магов, у которых в свою очередь были ученики. Если ты обязуешься сейчас взять мальчика до исполнения его двадцатилетия в ученики, то я, так и быть, сделаю исключение.
– Но это невозможно! Система ученичества упразднена. Я могу его учить хоть чему, но это не будет иметь никакой юридической силы. И то, что он будет представляться учеником э… Фолта, не поможет парню найти в будущем работу. – Учить Поттера? Я не берусь за невыполнимые задания.
– Ой, как все запущено. Ну ладно. Пусть будет не ученичество. Кем он хочет стать?
– Понятия не имею, – честно признался я.
– Так, вот мое последнее условие. Ты помогаешь мальчику стать тем, кем он захочет.
– А что-нибудь попроще нельзя? – я надеюсь, мой голос звучал не слишком уж жалобно. Надеюсь, Поттер захочет играть в квиддич. Я ему команду даже какую-нибудь куплю.
– Другие варианты ты мне предложить не можешь, как я понимаю?
– Насколько я помню историю, то этот Турнир называется Турнир Трех Волшебников. Трех. Не больше и не меньше.
– Ты сейчас о чем? – я повернулся к Альбусу.
– О том, что он тебя дурит, как только может. Если бы можно было вольным магам представлять своих учеников, то турнир бы превратился в балаган и название он бы носил, соответственно другое.
– И?
– Что и? Раньше Школ не было – были маги, а при них ученики. Все собирались, и из них выбиралось только три человека. Не больше и не меньше. Потом начали образовываться Школы, и вольников становилось все меньше. С века этак с пятнадцатого, Турнир стал подразумевать собой соперничество Школ. Но, так как правил никто не менял, претенденты стали считаться как бы учениками представителей этих школ, а именно их Директоров. Я правильно объясняю?
– Правильно, – буркнул Кубок.
– То есть договориться мы никак не сможем?
– Почему не можем? – улыбнулся Альбус.
– В каком смысле?
– вопрос мы с Кубком задали одновременно.
– В прямом. Мы темные маги или нет? Просто на правах силы поменяем количество допустимых до турнира человек. Мы же вправе так сделать?
– На правах чего? Альбус, ты скушал что-то не то? – я обеспокоенно посмотрел на него.
– Есть где-то заклинание, предназначенное именно для таких случаев, – Альбус начал копошиться в складках своей мантии и вытащил оттуда старый-престарый свиток. – Вот.
– Может не надо? – заскулили древний артефакт.
– Я сам все поменяю. Честно. На один раз только. У меня есть такое право. Что я, мол, могу раз в тысячу лет своего существования менять правила. Я не хочу, чтобы вы копались у меня в сети заклинаний. Я же разумный артефакт, да что же вы за живодеры-то такие?!
И
– Подпись свою поставь, что являлся свидетелем моего добровольного порыва и что мне никто не угрожал, - ровно проговорил Артефакт.
Я, вытащил кинжал и каким-то, уже привычным жестом, проколол палец и поставил отпечаток моей крови на пергамент.
Свиток тот час вырвался у меня из рук и нырнул снова в Кубок.
– Давай бумажку с именем.
– Альбус, что нам писать? Он же все равно будет выбирать между сильнейшими? – я посмотрел на крестного.
– Северус, ты начальник Отдела Тайн или нет? У тебя всегда есть право вето на заключение кого-то в Азкабан. Пиши свое имя – ты же был учеником Николаса Фламеля? Был. А сильнее тебя, там точно никого не будет.
Я кинул бумагу. Ничего не произошло. Кубок выполнил свои условия.
А я впервые пошел на должностное преступление. Надо же когда–нибудь начинать. Я грустно улыбнулся. Потом пристально посмотрел на Кубок и вспомнил о фразе, которую он проронил недавно.
– Ты сказал, что ты боевой артефакт?
– Ну, сказал.
– Для чего ты был создан на самом деле?
– Для защиты. Я могу создавать и держать защиту - надежную и крепкую довольно долгое время. А что? – в голосе Кубка прозвучали заинтересованные нотки.
– Да так, ничего. Поможешь, если что?
– А то! Для того меня и создали, чтобы хорошим людям помогать.»
– Слушайте, а зачем все это вообще нужно было? – раздался неуверенный голос Гарри.
– Пророчество. Оно истинное оказалось, даже статуя Тайны это подтвердила, – Рейнард говорил как будто скучающе. – Видите ли, Поттер, всего нельзя предусмотреть, например, нельзя было предусмотреть гибель Седрика. Стечение обстоятельств. Так же как и то, что в Школе во время битвы почему-то остались ученики, - выразительный взгляд светлых глаз, заставил вскинувшуюся было Минерву как-то сгорбиться, и горестно вздохнуть. – Мы не могли завершить все раньше, ведь вы же сами убедились, что все вело к битве за Хогвартс. Один фальшивый крестраж чего стоит.
– Но…
– Гермиона, дорогая, давай лучше послушаем, скорее всего, Сев объяснил причины принятия подобных решений. Читай, Перси.
«Перед началом пира и провозглашением участников Турнира я встретился со своей четверкой. Если судить по их довольным лицам, вчерашний вечер они провели хорошо. Один Флинт был каким-то заторможенным. Оказалось, когда мои друзья растворились в пустых коридорах замка, Тео ничего умнее не придумал, как начать слежку за Краучем. Похоже, это единственный адекватный человек в этой четверке. Флинт успел мне доложить, что из своего кабинета Барти не выходил. Из кабинета доносились голоса, его и Грюма. Потом прослушка подтвердила, что ничего особенного в этом разговоре не было. Отчитавшись, он первый зашел в зал. Я сказал Рею пару слов о том, как себя вести в кабинете для чемпионов. Он кивнул, и мы, наконец, пошли.