Дневники 1914-1917

Пришвин Михаил Михайлович

Поезд из Москвы опоздал к Новгородскому поезду в Чудове, вместо того, чтобы сидеть 24 ч. в Чудове я решил ехать в Петербург и оттуда потом обратно. Билет я взять не успел до Петербурга в Чудове, а проводник посоветовал взять мне в Любани. Когда мы приехали в Любань, то проводник объявляет, что с меня взыщут двойную плату. Я протестую, меня приглашают к дежурному по станции, и там я прошу составить протокол. В это время проводник объявляет, что у него «их деньги есть», деньги — три рубля, которые я дал ему, чтобы разменял и купил мне в Любани пирожков. Дежурный вычитает деньги и возвращает мне сдачу. Я хочу объяснить им, что они совершают незаконный поступок, называемый самоуправством, но меня совершенно не понимают, в это время поезд двигается, и я спешу на свое место. В вагоне я говорю спутникам по купе, что начинаю понимать, что значит любить своего врага: немцы бы поняли незаконность пользования моими карманными деньгами

для штрафа. — Почему же вы не живете в Германии? — спрашивает полная дама с круглым белым лицом. Дежурный по станции вычел штраф за неоплаченную мною станцию из денег, которые я дал проводнику, чтобы купить кое-что для себя на станции. Напрасно объяснял я дежурному, что совершает незаконный поступок: он меня совершенно не понимал. В вагоне я это рассказал своим случайным спутникам и прибавил, что начинаю понимать, как можно любить своего врага: в мирное время немцы это хорошо бы поняли. — Почему же вы не живете в Германии? — спрашивала меня дама полная, белая, с широким лицом. — Потому что я живу в России, — отвечаю я даме. А она продолжает: — Вот у нас так всегда свое заплевывают. — Что называть «своим», — возражаю я даме, — вот, сударыня, костюм, я уверен, что он у вас немецкий. — Все из Парижа! — с негодованием воскликнула дама. — Мода — это дело вкуса, — заступился старый полковник за даму. — Конечно, обрадовалась дама, — мода существует только парижская… Чтобы не подливать масла в огонь, я принужден был весь остаток пути выслушивать даму и полковника о немецких зверствах и беззакониях.

24 Сентября. Справлялся — приехал Шипов? — Приехал. Он выручит, он умный человек. Пришли к нему, а он тоже ничего. Как в пропасть попал: все свои заняты… Совсем было решил ехать зайцем [94] , вдруг Леонила Николаевна открывает путь, и опять откладывается дня на три.

Спорят в газетах Бенуа с Врангелем: следовало ли закрываться «Старым годам»? [95] Ну, кому нужны теперь «Старые годы»? А между тем верно и то, что кому можно, нужно оставаться на своих местах.

94

Совсем было решил ехать зайцем… — речь идет о поездке Пришвина военным корреспондентом на фронт с 24 сентября по 18 октября 1914 г. Ср.: На братскую линию.// Цвет и крест. С. 466–478.

95

…следовало ли закрываться «Старым годам»? — Имеется в виду журнал «Старые годы» — ежемесячник для любителей искусства и старины, который издавался в Петербурге-Петрограде в 1907–1916 гг. В августе 1914 г. в петербургских газетах шла полемика между А. Н. Бенуа и Н. Н. Врангелем, которые были сотрудниками журнала, о целесообразности его издания в военные годы.

Что это — радостное чувство при последних неудачах? Самоутомление или возвращение к самому себе? С.Л. пишет, что на позициях в деревне украли кусок сала у бабы и мысль об одном, где бы хлебца достать.

<Киев>

25 Сентября. П. рассказывал, как в Галиции [96] впихнули в санитарный поезд женщину: будто бы она искала своего мужа и все приставала, чтобы ее взяли в Львов. Она была очень взволнована и то плакала, то смеялась, и пела свои русинские песни [97] . Одна песенка очень понравилась П., он взял свою книжку, подсел к русинке и стал записывать. А русинка очень испугалась. Он ее уговаривает. Она еще больше боится, бежит от него на площадку. Он боится за нее, спешит за ней, а она от него и прямо с поезда бросилась в поле.

96

…в Галиции… — Ср.: На братскую линию. Впервые: Речь. 1914. 30 октября и 2 ноября. // Цвет и крест. С. 466–478.

97

…пела свои русинские песни. — Имеется в виду русинское население Закарпатья, на протяжении всей истории подвергавшееся национальной дискриминации. Интересно, что песня всегда занимала очень большое и особое место в культуре русинов.

Дух неизменный и вечный, что перед ним ничто исторические события, но все-таки война что-нибудь значит.

В этом споре Роллана и Гауптмана [98] (Гауптман: простреленная грудь — разрушенный храм).

Владимир Николаевич Степанов, помощник коменданта военно-санитарной станции, агроном, сделался чиновником, и

сразу видно, что не чиновник: как уродует людей профессия.

Д. — аристократ с немецкой фамилией:

— Я смотрю пессимистически: Вильгельм — не сумасшедший. Ему равен чиновник, мечтающий, что если Вильгельм победит, то будет мировая федерация и война исчезнет.

98

В этом споре Роллана и Гауптмана… — имеется в виду открытое письмо Ромена Роллана Герхарту Гауптману, который в годы Первой мировой войны поддался милитаристским и шовинистическим настроениям, по поводу обстрела Реймсского собора: «Чьи же вы внуки Гёте или Атиллы?»

К. в минуту отчаяния за сына: общественный человек пробудился и спрашивает:

— Да как же они это безобразие не уймут, зачем война?

Женщина бегала по лазаретам, искала раненого.

Победа над германцами при Августове: звуки колокола Софийского собора, чины съезжаются. Победа! все на улице. Закрыли дома свиданий, и проститутки все высыпали на панель.

Спор с консулом: мир существует и людьми открывается, и наоборот: люди мир творят из ничего.

Моя Америка и тоска по ней [99] при хорошем ученье.

99

Моя Америка и тоска по ней… — один из прафеноменов творческой личности Пришвина — побег «в Америку» (в других записях «в Азию»), который он совершил с елецкими друзьями-гимназистами в 1885 г. Ср.: Собр. соч. 1982–1986. Т. 2. С. 69–82. См. коммент. к С. 269–270

Рассказ голодного солдата о своем сумасшествии во время атаки, рубили, голодный возле монастыря на горушке.

Когда торговки бросают австрийцам через головы конвойных булку или папиросы, то австрийцы, как собаки — в кучу, а германцы с презрением бросают — так, по крайней мере, рассказывают.

Исчезновение мечтательного чувства к природе, расспрашивать, как представляется на войне природа: лес во время бомбардировок.

Легенда о том, что Россия обязалась перед Англией своим внутренним переустройством.

— Чи мы немцев побили, чи немцы нас?

26 Сентября. Утром туман и дождь, в полдень прояснение, к вечеру опять дождь.

Наши разговоры о внешней политике и о событиях: еще неделю, две, и все будет ясно.

Какой вздор я написал Т-е, что бросил что-то ради чего-то. Между тем, если бы удача, не было бы стыда, удача, счастье покрывает и стыд, и обиду, и все эти мелочи, счастье, победа — все искупают, как будто того и не было.

1 Октября. 12 ч. ночи — Львов, 7 ч. — Пидгайники, 12 ч. д. — Злачев, 9 ч. у. — Зборов.

3 °Cентября. 9 ч. в. Зборов, 2 ч. д. Тарнополь, 8-го выехали из Волочиска.

29 Сентября. Из Волочиска в Подволочиск и обратно.

28.9 ч. утра, приехал в Волочиск и ночевал в Славянской гостинице.

26.12 ч. — выехал из Киева.

Деревня — лес на пути от Зборова до Злачева. Деревня со старой церковью и мостом. Тарнополь: утка из камышей, грачи, гуси летят, дуб, розы, гиацинты. Зборов: конское положение. Рост признаков войны: как по следам консервных коробок и махорочных оберток — от Подволочиска до Тарнополя вид наших полей, чернозем, слегка взволнованное море, картинное шествие казачьей сотни: на горизонте всадники арьергарда, потом авангард — страх иудейский: пошаливают.

Паровая молотилка: отломаны <скребки>, не подозреваешь, что таится за этой картиной, рожь «до» или «после», а потом уже только сеют, или вовсе не сеяли (почему-то валяется неубранный хлеб).

Тарнополь: фотографии, первая русская лавка, первый русский городовой, кучка евреев — последний день праздника Кучки (Кущи), фанатические шапки (хорька), евреи-адвокаты, судьи, интеллигенты, пропасть между ними (не как у нас — единство), поляки — должники евреев. Озеро — душа русского народа и в нем отражается: поляк, немец, еврей.

До Тарнополя — хохол, а после Тарнополя — русин, разговор с ними на воляпюке, наш купец на всех языках.

От Зборова: чувство собственности, хозяина. Самоуверенность надзирателя растет. В Подволочиске — разбежались собаки, в деревнях нет собак, в поле собаки.

Надзирателя психология: на все иметь свое мнение, <самое> поверхностное утверждается и получает значение — сила утверждения растет по мере того, как мы поднимаемся к Карпатам, например, этот ужасный (шаловливый) начальственный малороссийский язык, например, крик по-русски: дурак! в то же время снисходительное выслушивание и беспрестанное утверждение своей глупости. План освобождения: христианский. Встречи: изредка городовые (отдают честь), а стражники не понимают формы и едут мимо. Ругаются из-за «право» и «лево» (русские привыкли ехать влево и вдруг — вправо!), автомобиль — страх, вопли…