Дневники Клеопатры. Книга 2. Царица поверженная
Шрифт:
— В следующий раз я обязательно воспользуюсь золотой нитью, — отозвался он, — и сделаю декоративный шов.
Принимать решение следовало быстро: открылась навигация, и пора было отправлять донесение в Рим. Но какое донесение? Антоний долго ломал голову и в итоге сообщил мне, что потери в Парфии преуменьшит, но о победе объявлять не станет.
— Ложь постыдна, а в том, чтобы умолчать о некоторых подробностях, ничего особенного нет.
— Это введение в заблуждение, — заметила
— Просто умолчание. А в умолчании нет бесчестья, — упорствовал Антоний. Да, чтобы избежать призрака бесчестья, он готов на все! — Так же, как нет бесчестья в том, чтобы не замыкаться на прошлом и заглянуть в будущее. Я сделаю упор на предстоящий поход в Армению.
По крайней мере, так мы получим время, чтобы восполнить потери.
— При отсутствии Октавиана в Риме это хорошо нам послужит, — сказала я.
— Если он еще не уехал, то скоро уедет.
Поступили известия, что Октавиан нашел новую цель для своих легионов — он сосредоточил их на границе Иллирии.
— А что, он и правда собрался лично возглавить армию? — спросила я.
— По слухам, да. Он отчаянно хочет проявить себя на воинском поприще, ему и ранение пошло бы на пользу, — ответил Антоний. — Ведь все начинают понимать, что без Агриппы, который воевал за него, он бы ни в чем не преуспел.
Но тут на лицо Антония набежала тень. Может быть, собственных успехов Октавиан и не имел, но и подобных неудач у него тоже не было. Не Октавиан потерял в злосчастном походе сорок тысяч человек; ирония заключалась в том, что Октавиан никогда бы не отправился в такой поход.
— Если он уедет, мне самому надо отправиться в Рим, — сказал Антоний, размышляя вслух. — Я мог бы возобновить там свои связи.
С кем же — с Октавией?
— Если ты появишься там, тебя начнут расспрашивать о Парфии, а врать ты не умеешь, — торопливо заговорила я, — и не сможешь отвертеться. Не езди туда, пока не поправишь дела.
— Я так долго отсутствовал, что боюсь утратить всякое влияние. Люди меня попросту забудут. Может быть, необходимо нанести визит, чтобы напомнить о себе.
— Но если ты явишься в отсутствие Октавиана, создастся впечатление, будто ты его боишься! — быстро сказала я. — Как будто хочешь прокрасться в город тайком, за его спиной, потому что робеешь встретиться лицом к лицу.
Конечно, я достаточно хорошо знала, что ехать надо, иначе он окончательно утратит влияние в Риме. Беда, однако, в том, что он может снова угодить под влияние Октавиана.
«Он всегда будет находиться под влиянием той сильной личности, что окажется рядом с ним».
На такой риск я пойти не могла. Значит, следовало удержать его подальше от Рима.
— В таком случае я поеду и приглашу его на встречу, — сказал Антоний.
— Нет, нет! — возразила я. — Пусть он остается в Иллирии. Пусть его разобьют там — позволь иллирийцам сделать эту работу за тебя. Иначе у него появится предлог вернуться в Рим, а войну опять свалить на Агриппу, который добудет для него еще больше славы.
— Пожалуй, это разумно, — согласился Антоний, хотя я чувствовала, что убедить его полностью мне пока не удалось. — Я поеду позднее. Тогда, когда смогу провести в триумфальной процессии закованного в цепи царя Армении.
— Отличная мысль. Римляне обожают триумфы, такое зрелище впечатлит их. А Октавиан пока не победил ни одного внешнего врага и не вправе претендовать на триумф.
Теперь следовало сменить тему, и побыстрее.
— Я должна быть в Египте. Мне придется скоро вернуться.
— Да.
— А каковы твои планы? Поплывешь со мной или останешься здесь, с войсками?
— Если бы мне удалось переформировать легионы, я бы организовал нападение на Армению, и как можно скорее. Но сейчас уже март, и подготовить кампанию в этом сезоне я уже не успею: горные перевалы остаются проходимыми очень недолго. К тому же Секст на свободе, ни к кому не прибился со своими тремя легионами. Я не могу отправиться на восток, оставив спину незащищенной.
— Значит, ты потеряешь еще год, — сказала я. — Целый год будет вычеркнут, и опять по милости других людей. Сперва все откладывалось из-за Октавиана, теперь из-за Секста. Это безумие: чужие обстоятельства зажимают тебя в тиски, и ты не в силах ни разжать хватку, ни игнорировать ее.
— С Секстом нужно разобраться, — стоял на своем Антоний.
Тут он, конечно, был прав. Суть заключалась в том, что после прошлогодних событий Антонию необходимо перегруппироваться, оживить и свою армию, и свой дух.
— Значит, ты остаешься здесь?
— Еще на несколько недель, — ответил он. — Потом я, вероятно, смогу наблюдать за течением дел и из Александрии.
— Поспеши, — попросила я. — Твой город скучает по тебе.
— Александрия там, где находишься ты, — сказал он, взяв мое лицо в свои ладони — одна забинтованная, другая здоровая — и глядя мне в глаза.
Мои приготовления к отъезду почти завершились, и я уже могла отбыть, воссылая благодарности Исиде и двум богам врачевания — Асклепию и Имхотепу — за то, что они вернули Антонию руку. Она прекрасно зажила, трубку и швы уже удалили.
Но тут поспело письмо из Рима. В нем сообщалось, что Октавия уже отправилась в путь, чтобы доставить Антонию помощь: домашний скот, еду, корабли, оставшиеся от одолженных Октавиану, и две тысячи лучших римских солдат, отобранных опять же из личной гвардии Октавиана.
Привез письмо любезный человек по имени Нигер, друг Антония. Мне пришлось принимать его и развлекать беседой, попутно выясняя, где же находится Октавия. Как оказалось, в настоящее время она вместе с грузом должна прибыть в Афины, где будет дожидаться указаний от Антония.