Дневники Ли
Шрифт:
— Да! Для вас, американцев, я — всего лишь маленькая смешная обезьянка, готовая за грош сделать маленький грязный трюк. Даже меньше чем за грош… Помню, когда мне было четырнадцать лет, я мастурбировал двух пьяных американцев, сидя по столом в кафе на одной центральной улице в Лиссабоне: "Кажется, спор выигрываю я, Джо." — "Ага, кажется ты. Ты теперь всё увидел." И один из них протянул другому пачку эскудо, на которые целый год смогла бы прожить португальская семья. "Сколько это нормальными деньгами, Джо?" И он вот так взял монету, — Антонио сделал отвратительный жест, сжав вместе большой и указательный пальцы.
"Ну что-то около одной пятой цента."
"Ты думаешь, это много? Я не хочу испортить его."
"О, чёрт. Мог бы и облагодетельствовать немного."
"Да всё дело в том, что маленький урод может умереть в конвульсиях благодарности прямо тут, у стола. У тебя нет чего-нибудь помельче."
"Минутку. Вот, нашёл. Самая маленькая. Брось её туда, в навоз."
Американские акценты Антонио имитировал прекрасно, так, словно это была запись, только смешанная. Произношение Бруклина и Чикаго, Калифорнии и восточного Техаса, штата Мэн, юга; несуществующие обладатели голосов на мгновение появлялись у стола и исчезали, как в ускоренной киноленте, где изображения накладываются друг на друга.
Официант опустил на стол стакан воды, и несколько капель попало Антонио на рукав. Антонио со злостью взглянул на официанта, который смахнув со стола, повернулся кругом и ушёл.
— Вы желаете благодарности. Мы зубами достаём монету из навоза, а потом, когда годно стекает по подбородку, должны поцеловать ваш красивый добротный американский ботинок и сказать: "О, спасибо, Джонни. Спасибо за твою щедрость… За то, что тебе доставляет такое удовольствие наблюдать за тем, как европеец из благородной семьи трахает свою кровную сестру, и что мое представление так тебе нравиться. На что я даже и не надеялся… Ты такой добрый…"
Его голос перешёл на пронзительный визг. Ли рассеяно и с раздражением посмотрел на него.
— Я, в венах которого течёт древняя кровь! Я должен сукиному сыну ноги целовать!
Он плевался яростью словно истеричный кот. Неожиданно вылетела его вставная челюсть, и он наклонился вперёд, пытаясь схватить её. Ли наблюдал за тем, как рот Антонио невероятно растянулся — зубы на краю трубочки из плоти, — протянулся над столом: спокойно, зловеще и важно, как червь-паразит.
Челюсть перелетела через стол и упала Ли на колени. Ли отбросил челюсть обратно, хлопнув по брюкам. Антонио поднял её и, держа в одной руке, вытер о скатерть. Другой рукой он прикрывал лицо. Он вставил зубы, и лицо обрело форму. В конце концов он обернул Ли свою отвратительную улыбку, лицо его, вспотевшее от напряжения, стало цвета старого грязного воска.
— Но ты не похож на остальных американцев. Ты… — хороший парень.
— А ты когда-нибудь думал о том, чтобы работать? — спросил Ли.
— В Танжере работы нет.
— Вообще-то я знаю хозяина Кафе de la Paix. Я мог бы устроить тебя уборщиком туалетов. В конечном счёте, это честная, уважаемая работа, с перспективой. Он подумывает об открытии обувной мастерской, и ты бы смог стать чистильщиком обуви. Это, конечно, если ты проявишь себя. Держи нос по ветру… Когда американец посрал, не стой столбом, а подотри ему задницу. Да подотри так, как ему ещё никто не подтирал.
Ли улыбнулся. Антонио зловеще посмотрел на него. Его лицо исказилось от напряжения, его глаза излучали ненависть словно коротковолновой передатчик. Антонио улыбнулся в ответ.
— Ты шутишь, Билл.
— Конечно шучу. Мы, американцы, — большие шутники.
— Американцы! Они приезжают в Европу и покупают нас как скот! "Ты не туда втыкаешь, Клем. Это он." — "Ну и что, Люк? Это же не одно и тоже, что быть педиком. В конце концов, здесь только эти уроды."
Ты не понимаешь, что это значит, Билл. Ты не из старинного рода. Видеть, как моя тётушка Митци, вдовствующая графиня Борганцола — старейший род в Европе, — дама восьмидесяти лет, танцует канкан для пьяных американских солдат: "Шевелись, старуха. В твою задницу денежки вложены." И я стою беспомощный. Я их так ненавижу, что не могу не пустить шляпу по кругу.
— Окей, — сказал Ли. — я сейчас пойду за рецептом. Твоя старушка-мама, изолированная за неуплату квартплаты от своих железных лёгких, открывает рот словно рыба. Финансовая компания входит во владение искусственной почкой твоей жены… Будет нелегко оставаться здесь и наблюдать за тем, как она сморщиться и почернеет, и захлебнётся собственной мочой, твоя дорогая жёнушка, мать твоего мёртвого ребёнка, последнего в роду Борганцоли, а врач сказал, что стоит подождать с почкой ещё один день, и она снова заработает. Грустная, милая, мягкая улыбка… "Ах да… Моя жизнь — сплошная трагедия. Но только подумать, что её могли бы спасти всего лишь пятьдесят песет! Это так жестоко!" Антонио, ты говоришь о дилемме европейца. Ты нас на столько ненавидишь, что не можешь не пустить шляпу по кругу.
Радикальное упрощение законодательства США лишило работы тысячи копов и агентов отдела по борьбе с наркотиками: УП (уволенные полицейские) наводнили Центр Трудоустройства, сбитые с толку и хныкающие словно беззубые хищники: "Я не прошу от жизни многого. Просто позвольте мне одному гражданину испортить жизнь."
Некоторых из них поглотило общество взаимопомощи.
УП-1: Мадам, мы не претендовали бы на искусственную почку, что с вашим ребёнком в таком положении, быть неспособным поссать.
УП-2: Анна арестована.
УП-1: Анна несёт ответственность.
УП-2: Анна задержана.
УП-1: Анна износилась во время использования.
УП-2: Амортизация, да?
УП-1: Проверка и амортизация.
УП-2: Это всё равно, что вы уже преступник… Мм. Сущая безделица.
УП-1: Сущая безделица.
УП-2: Не из тех штучек, которые собирают из стиральной машины у себя в подвале.
УП-1: Если будь у вас стиральная машина.
УП-2: В подвале Анна.
Дама: Но что же мне делать? Меня заменили роботом.
УП-2: Я не м-р Энтони, мадам…
УП-1: Я мог бы поторговать задницей мальчика, если он будет стоять спокойно, хо-хо-хо… Мадам, нам хочется помочь вам… Видите…
УП-2:…наша работа — это всё. Вам следовало бы научиться экономить смазку.
УП-1: Может он ссыт этим в унитаз. Хо-хо-хо.
В обществе взаимопомощи один УП оторваться сможет. Но как насчет остальных?
Один из них получил синекуру уборщика туалетов на автобусной станции «Грейхаунд» и угрозами случайных несовпадений намерениями испортить платные туалет добился уважения к себе. С этой целью он прятался в шкаф для полотенец и подглядывал в щелку.