Дневники Матушки Гусыни
Шрифт:
Увы, оказалось, что богатство мне не светит. Из яйца вылупился гусь! Да, именно, – бесполезнейший самец-гусак! С мечтами о роскоши пришлось проститься.
Я полагала, что это я не обрадовалась его появлению, но видели бы вы, как он посмотрел на меня! Оглядел с макушки до пят и осуждающе покачал головой. А потом загоготал на меня, и хотя гусиный язык я знаю похуже, чем другие звериные диалекты, но готова поклясться, что сказал он следующее: «Нет, здесь что-то не так. Ты просто не можешь быть моей матерью!»
– Думаешь, ты тут больше всех недоволен?
Гусь посмотрел на мой живот и снова загоготал, будто говоря: «Судя по твоей фигуре, я даже представить боюсь».
– Да не стану я тебя есть, умник, – фыркнула я. – Видок у тебя что-то несвежий, от одного взгляда несварение начинается.
Он так разинул клюв, будто ничего оскорбительнее в жизни своей не слышал – и, справедливости ради, скорее всего, и впрямь не слышал, он ведь тогда всего минуту как родился.
Он снова загоготал и направился к двери, словно заявляя: «Я только что вылупился из золотого яйца и подобное хамство терпеть не намерен!»
– Смотри хвост дверью не прищеми! – крикнула ему вслед я. – Удачной прогулки, надеюсь, тебя сожрут не сразу! Там полно голодных зверей, которые только порадуются закуске с душком!
Дверь хлопнула, гусь ушёл. Для новорождённого он оказался на удивление сильным. Расстраиваться, впрочем, я не стала. Чтобы вывести меня из себя, одной птичьей истерики маловато.
Я налила себе бокал шипучки и устроилась в своём любимом кресле-качалке. Мне очень хотелось мирно провести вечер в гордом одиночестве, но я никак не могла выкинуть из головы гусёнка.
Что я натворила? Он ещё даже часа не прожил, а я отпустила его одного, совсем беззащитного, в лес. Нельзя было и дальше сидеть сложа руки – нужно было его найти! Я очень надеялась, что ещё не слишком поздно.
Я схватила фонарь и побежала в лес. К счастью, накануне выпал снег, и я сумела разглядеть крошечные следы гусёнка, ведущие в лес. Я нашла его на поляне в самой чаще. К счастью, он оказался жив… но не один!
Огромный волк со спутанной чёрной шерстью и красными глазами ходил вокруг гусака кругами. Бедный птенец дрожал от страха и прикрывал клюв крылом – судя по всему, у волка сильно воняло из пасти.
– Бедненький ты, несчастненький птенчик, – сказал волк. – Совсем один в лесу, рядом ни батюшки-гуся, ни матушки-гусыни, некому его защитить. Знаешь, что бывает с маленькими гусятками, если они забредают в лес одни?
Волк ухмыльнулся, обнажив острые зубы. Гусёнок крякнул, будто говоря: «Я всерьёз жалею, что спросил у вас дорогу».
– Эй, а ну отойди от него! – рявкнула я.
– А ты ещё кто? – спросил волк.
– Можешь считать меня матушкой-гусыней! – заявила я. – И мне совсем не нравится, что ты обижаешь моего малыша.
– Твоего «малыша»? – расхохотался волк, ничуть меня не испугавшись. – Глупая старуха! Ступай лучше свяжи что-нибудь, пока не стала десертом.
«Свяжи что-нибудь»? «Старуха»? Судя по всему, кое-кому жить надоело.
– Прости, щеночек, вязанием я не занимаюсь, – сказала я и закатала рукав, чтобы показать ему своё предплечье. – Шрам видишь? Я его получила, когда боролась с драконом раза в три тебя больше – причём просто забавы ради! Так что, если не хочешь остаться без зубов, отчего твоя уродливая физиономия краше явно не станет, очень советую пойти найти себе на ужин вкусный фруктовый салатик, а моего гуся оставить в покое!
Волк зарычал на меня и убежал в лес. Гусь с облегчением вздохнул, в его взгляде читалась благодарность. Он вразвалку подошёл ко мне и крякнул, будто говоря: «Матушка Гусыня, значит?»
К материнству я склонности никогда не питала, но идея мне понравилась. Я решила, что если уж усыновлять кого-нибудь, то как раз когда мне ещё только слегка за двести и я в расцвете сил. Да и у гусака особого выбора не было.
– Очень может быть, что лучше меня матери ты здесь не найдёшь. Вряд ли кто-нибудь другой станет долго тебя терпеть, да ещё и заботиться.
Он развёл крыльями. Даже сам гусь не мог отрицать, что он та ещё заноза.
– И как же мне вас назвать, господин?
Он крякнул опять. «Может, Энрике Родригес?».
– Мне нравится «Лестер», – сказала я. – Я как-то обещала одному своему старому собутыльнику, что назову первенца в его честь. Ты не то чтобы прямо уж первенец, но сойдёшь.
Гусак закатил глаза и вздохнул.
«Ладно, – крякнул он. – Пусть будет Лестер. Можно мы уже пойдём в дом? Меня никто не предупреждал, что тут будет так холодно».
За следующую неделю мы с Лестером попривыкли друг к другу и потихоньку стали учиться жить вместе. Поговорили обо всём, что приходится обсуждать новым соседям: «В раковине перья не оставлять», «За столом не рыгать», «Пол – не туалет» (причём он не первый сосед, с которым мне пришлось это обговаривать, но история долгая). Приходится нелегко, но думаю, со временем мы сгладим все углы.
Имя «Матушка Гусыня» прижилось неплохо. В Содружестве «Долго и счастливо» все считают, что это очаровательно и очень мило, что я забочусь о Лестере, поэтому только так меня теперь там и называют.
И это на самом деле очень кстати, потому что со всеми этими карточными долгами новое имя мне не помешает…
7 год з.в.
В последнее время мы с Лестером не ладим. Постоянно спорим о том, что ему пора чего-то добиться в этой жизни, но в нём просто ни грамма целеустремлённости нет! Он только и делает, что сидит дома и ест вредную пищу, пока я на работе. Он так растолстел, что стал размером с лошадь. Поэтому я решила, что и использовать его буду как лошадь!