Дневники няни
Шрифт:
— Ну так вот: ее там нет. Это уже вторая пропажа за месяц! Но если считаете, что ответственность для вас слишком велика, я могу пересмотреть вашу роль в этом доме!
— Нет, мэм. Я поищу. Просто вы велели сложить одежду к трем, а сейчас два тридцать. Если мистеру N. понадобится…
— Кажется, вы еще не поняли, на кого работаете? На меня. И я приказываю вам немедленно найти эту бабочку.
Но если это вас смущает, пожалуйста, дайте мне знать. Насколько я помню, деньги вы получаете из моих рук.
Я встаю и дрожащими руками принимаюсь шарить в шкафу. Грейер подходит и прислоняется
— Конни, я посмотрю здесь, — шепотом говорю я. — Идите в прачечную.
— Можете позвонить мистеру N., — продолжает тем временем миссис N. — Посмотрим, что для него важнее: одежда или гребаная бабочка, которую сын должен надеть в новую школу. А вдруг он поговорит с вами? Возьмет трубку и ответит?
— Простите, мэм.
Пять минут отчаянных, лихорадочных поисков ни к чему не приводят.
— Ну? — вопрошает миссис N.. поднимая покрывало.
— Ничего, — отвечаю я из-под кровати.
— Черт бы все это побрал! Грейер, давай быстрее, нам пора. Наденьте ему галстук, ну тот, что в зеленый горошек.
Я выползаю на животе и иду к шкафу.
— Хочу папин галстук!
Он старается дотянуться до крючка, на котором висит отцовский галстук.
— Нет, Грейер, наденешь позже.
Я осторожно отвожу его руки и подталкиваю к двери.
— Хочу сейчас!
Он начинает всхлипывать. Лицо покрывается красными пятнами.
— Ш-ш… Гров, пожалуйста, не надо!
Я целую его влажную щеку. Он не двигается. Только слезы непрерывно капают на крахмальный воротник. Поправляю галстук, обнимаю его за плечи, но он отталкивает меня, вырывается и бежит к двери.
— Нет!
— Нэнни! — визгливо зовет миссис N.
— Да?
— Мы вернемся в четыре, до занятий на катке. Конни!
Из прачечной появляется Конни, но миссис N. молча качает головой, словно слишком расстроена и разочарована, чтобы говорить.
— Просто не знаю, что сказать. С некоторых пор мне кажется, что подобные проблемы возникают постоянно, и я прошу вас серьезно подумать о том, как вы относитесь к своим обязанностям, и о вашей преданности этому дому…
Сотовый миссис N. испускает пронзительный звон.
— Алло? — отвечает она, одновременно делая мне знак помочь ей надеть норку. — Да, будут внизу к трем… Да, можете сказать, что она уложила все…
Она неспешно выходит в вестибюль.
— Да, Джастин! Не могли бы вы узнать телефон его комнаты в Йель-клубе?.. На случай, если Грейеру срочно понадобится его помощь. Вдруг понадобится срочно его разыскать?! Интересно, почему это я вдруг должна звонить вам?!
Глубокий вздох.
— Ну, я рада, что для вас это тоже не имеет никакого смысла. Честно говоря, ваши извинения мне ни к чему. Мне нужен телефон мужа… я отказываюсь обсуждать это с вами!
Она с такой силой хлопает крышечкой телефона, что он падает на мраморный пол.
Обе женщины моментально становятся на колени, одновременно открывается дверь лифта. Миссис N. успевает первой. Трясущейся рукой она подхватывает трубку и бросает в сумочку. Опирается другой рукой о пол, чтобы не упасть, и стылые как лед голубые глаза оказываются на одном уровне с карими.
— Похоже, мы не понимаем друг друга, — шипит она. — Так что позвольте мне быть откровенной: я желаю, чтобы вы уложили свои вещи и убрались из моего дома. Повторяю: укладывайте вещи, и вон из моего дома. Это все, чего я хочу!
Она резко встает, отряхивает норку и вталкивает потрясенного Грейера в лифт. Двери смыкаются.
Конни, опираясь на стол, поднимается и проходит мимо меня назад, в квартиру. Несколько минут я собираюсь с духом, прежде чем медленно закрыть входную дверь.
Прохожу через кухню и вижу Конни в комнате для прислуги. Ее широкие плечи вздрагивают.
— Господи, Конни. Ты в порядке? — шепчу я.
Она поворачивается ко мне. В лице столько нескрываемой боли и ярости, что я немею. Она почти падает на старый раскладной диван и расстегивает верхнюю пуговицу белой униформы.
— Я пробыла здесь двенадцать лет, — говорит она покачивая головой. — Работала здесь до нее и думала, что буду работать после.
— Хотите выпить? — спрашиваю я, ступая в узкое пространство между диваном и гладильной доской. — Может, сока? Я попробую открыть бар.
— Она желает, чтобы я ушла? Чтобы я ушла?
Я сажусь на пароходный кофр миссис N.
— Я хотела уйти с первого дня, как она тут появилась, — фыркает Конни, поднимая наполовину выглаженную футболку и вытирая ею глаза. — Позволь мне объяснить кое-что: когда она уезжает в свой Лайфор… да куда угодно, — мне не платят. Никогда не платят, если их нет дома. Разве моя вина, что им взбрело отдохнуть? Я-то не отдыхаю. У меня трое детей и куча неоплаченных счетов. А в этом году… в этом году она уговорила его подать декларацию от моего имени. Раньше такого никогда не было. Разве можно Жить на эти деньги? Мне пришлось взять у матери в долг, чтобы заплатить все эти налоги.
Она садится поудобнее и снимает передник.
— Когда миссис N. и Грейер в прошлом году улетали на Багамы, я собралась уехать, повидать родных. Так она заставила меня лететь с ними. При взлете Грейер вылил на себя весь сок, а она не захватила для него смену. Он сидит мокрый, замерзший, плачет, а она надвинула на глаза маску и весь полет не обращала на него внимания. А мне ни цента не заплатили. О, как я обозлилась! Вот поэтому я не хочу быть няней. Ты слыхала о Джеки? Я качаю головой.
— Джеки нянчила его с рождения, но оставалась в доме до тех пор, пока Грейеру не исполнилось два года.
— И что с ней случилось?
— Завела дружка. Вот что случилось.
Я вопросительно посмотрела на нее.
— Эти два года она только работала, не имея ни близких, ни друзей. Поэтому почти не выходила из дома и потому-то ладила с миссис N. лучше некуда. Словом, тишь да гладь. По-моему, они и сошлись на том, что мистер N. вечно в отъезде, а Джеки одинока. Но тут она встретила парня — копия Боба Марли — и заявила, что не может работать вечерами в пятницу, а также по уик-эндам, если N. не едут в Коннектикут. Миссис N. стала сетовать, мол, до чего же это неудобно, и все такое. Но на самом деле она просто завидует. Джеки прямо-таки сияла вся, ну ты понимаешь, просто светилась. А уж этого миссис N. вынести не могла. Ну и выставила Джеки в два счета. Сердечко Грейера едва не разорвалось. После этого он превратился в настоящего дьяволенка.