ДНЕВНИКИ
Шрифт:
К чему я "призван"? Читать лекции, проповедовать, может быть, писать – как продолжение лекций и проповеди (не "research"5 ).
К чему я не призван? К "духовному руководству". К "научному руководству". К "духовным разговорам". К "воспитанию", к "обсуждениям".
По отношению к "не" – вопрос: не призван или же убегаю от чего-то – по равнодушию, по лени, по отсутствию усилия? Думаю, думаю, и вот мне кажется – может быть, только кажется! – что нет, не по равнодушию к людям. Напротив, меня скорее интересует "личность" в ее единственности и неповторимости, во всяком случае, гораздо больше, чем в социальном выражении. Значит, скорее, по недоверию ко всей этой области – "руководства", по неуверенности, что она
1 Леото: "Все может быть выражено ясно, и не уметь ясно выражаться – признак неполно ценности, а выражаться неясно намеренно или ставить это в заслугу – глупость" (фр.).
2 "Великого Поста" (англ.).
3 "…Ваши книги, емкие, "простые" в том прекрасном смысле, что написаны человеком, знающим свой предмет настолько хорошо, что может представить его так, чтобы он показался простым и не сложным, – Ваши книги заполнили бы тот пробел, который существует здесь…" (англ.).
4 "простота" (англ.).
5 "исследование" (англ.).
себе, к своей жизни я твердо знаю, что никогда не был никем "руководим" в этом специфическом смысле. Это совсем не значит, что не испытал влияний. Напротив, я так хорошо знаю, сколь многим я обязан, и всю степень благодарности им: о.Савва Шимкевич еще в корпусные годы, о.Киприан [Керн] да и почти все профессора Института, Вейдле, ген. Римский-Корсаков, митрополит Евлогий – и еще сколько бы имен я мог назвать. Но никогда, ни разу за всю мою жизнь я не испытал ни малейшей потребности с кем бы то ни было "поговорить" о себе, о своих "проблемах", попросить "духовного руководства", "заняться мною". А если такие попытки делались извне, то я от них с ужасом убегал. Все те, кто повлиял на меня и кому я действительно и до бесконечности благодарен , повлияли тем, что давали мне, вольно или невольно, свое , тем, что я изнутри любовался ими. И чем больше любовался, тем менее испытывал потребность в каком-то специфически "личном" общении, личном "руководстве". Та истина, то видение, тот образ доброты, что я получал от них, и были их руководством, их влиянием, помощью и т.д., и это уж было моим делом применить все это к моей жизни, к моим "проблемам"… Мне всегда казалось, что спасение не в обращенности на себя, а в освобождении от себя через обращенность к реальном у, к Богу, миру и т.д. И по правде сказать, и вокруг себя я никогда не видел убедительных примеров успеха всех этих духовных руководств. Я видел массу кликуш обоего пола, ненасытных в самоизлияниях всевозможным старцам и "духовникам", но не видел их улучшения. Напротив. Да и в самом христианстве, и прежде всего в образе Христа, я не вижу базы для "душепопечения" в том смысле, в каком слово это смакуют любители "духовного руководства". Не знаю. Может быть, я не вижу чего-то, очевидного другим, не вижу и не чувствую. Зато иногда с особой силой чувствую, что то, что других привлекает в Церкви, в христианстве и т.д., мне чуждо, а то, что меня интересует, захватывает, радует и убеждает , – то чуждо столь многим вокруг меня.
Четверг, 5 мая 1977
Утром сегодня в школе нашего маленького Саши: Grandparents' Day1 . Всегдашняя радость от соприкосновения с детьми.
Завтрак с двумя организаторами какого-то грандиозного сборища в следующем году в Лос-Анджелесе, на которое они мечтают "достать" Солженицына (и Президента и т.д.). Удивление от этого несокрушимого активизма, планирования, веры в пользу от такого рода предприятий. Сидя с такими людьми, я чувствую себя совершеннейшим, законченным лентяем…
Разговор в радио "Свобода" с некоей К.Т., готовящей какую-то работу о Солженицыне. Спрашивала, почему Запад "отвернулся" от Солженицына. Ответ: потому что он не входит ни в какую "категорию", а этого Запад не допускает. Потому что он разрушает западную "левую мечту", левый миф. Потому тоже, что и он не понимает и не знает Запада, особенно Америки.
1 День бабушек и дедушек (англ.).
Пятница, 6 мая 197 7
Нарастающий кризис во Франции. Нет иного пути, как голосовать, твердо зная, что это означает "victoire de la gauche"1 . И все тот же вопрос: откуда, почему это безудержное стремление к "левому", к "социализму", несмотря на все, что раскрылось о них за последние годы? Нацизма, фашизма оказалось достаточно, чтобы на куски разбить "правый" миф, но ни Ленина, ни Сталина, ни "Архипелага ГУЛаг" недостаточно, чтобы даже под вопрос поставить левую "мечту". Вчера [по телевизору] на [канале] CBS [журналист] Eric Sevareid говорил об этом: о связи между самым высоким уровнем жизни, достигнутым сейчас в Западной Европе, и повальным уходом молодежи в "левое": "Для этой молодежи, – сказал Sevareid, – их воображение реальнее действительности…" Верно. В том-то и дело, однако, что мир, общество, культура, от которых эта молодежь отталкивается во имя "воображаемого", сами – ив этом их падение – отказались от воображения, от мечты, все свели к "действительности", будто бы ведомой им. Тут, я убежден, корень всего. Была "христианская мечта": во имя ее все лучшее уходило в "служение". Этой мечты – признаем это – больше нет . Но природа не терпит пустоты: и вот возникает на развалинах одной другая мечта. Христианская мечта умерла, ставши "буржуазной", ибо духовная сущность буржуазии – это именно отказ от мечты. Бороться с "левым" во имя "правого" так же бессмысленно, как бороться с наступлением осени или весны. Поэтому самое страшное в современном мире – это бессилие христианства, его собственная "саморедукция" – к правому, левому, религиозному, его "романтизм" и inferiority complex2 . Страшное, но, пожалуй, и неизбежное, ибо пока оно не "изживет" в себе всех этих редукций – не воскреснет…
Суббота, 7 мая 1977
Все утро за писанием guidelines3 для избрания митрополита! Отчаяние от этой окаянной, беспросветной занятости, которую при этом даже не могу ни контролировать, ни организовывать, ибо она все время зависит от телефонного звонка, письма, сотни непредвиденных обстоятельств…
Эти дни все те же раздумья – в связи с французским нарастающим кризисом – о "путях" христианства в мире, о единственном настоящем кризисе и источнике всех других кризисов – а именно о самом христианстве. Но что надо!
Вчера, когда ехали к Сереже и Мане ужинать, проехали по северной части Lexington Ave. Душный, послегрозовой вечер и это гашение получерных пуэрториканцев. Совсем другой мир, живущий своей, совсем особой жизнью рядом с нами.
Бюллетень Spence School с фотографией Л. на обложке и репродукцией ее заметок для speech of acceptance: the joy of living (gratitude), of learning (discovery), of being together (community)4. Что-то есть невыразимо вдохновительное в ее – таком светлом, беспримесном – успехе.
1 "победу левых" (фр.).
2 комплекс неполноценности (англ.).
3 руководства (англ.).
4 речи при вступлении [в должность директора школы] радость жизни (благодарность), учения (открытие), пребывания вместе (единство)(англ.).
Опять подумал о "кризисе" и "пророчестве". Пророчество это должно быть о Христе. Не о "Иисусе", не о "религиозном возрождении", не о "молитве" и "духовности", а о Христе, каким Он явлен в подлинно кафолической, подлинно православной вере. И это значит, конечно, раскрытие этой веры. Не возврат к Отцам или эллинизму, а, в каком-то смысле, "преодоление" всего этого, "оболочки" традиции – раскрытие самой Истины, самой Жизни, дарованных во Христе. Нельзя больше разглагольствовать о преображении и обожении в каком-то древнем византийском или афонском или еще каком-либо ключе.
Понедельник, 9 мая 1977
Вчера во время Литургии (неделя о Самарянке) – такое светлое, твердое чувство – присутствия, истины, света. Тут , в этой Литургии – все, те "Дух и Истина", что рождают истинных поклонников Отцу. Тут реальность Церкви, и отсюда нужно начинать пророчество ее в мире.
Вечером – в Монреале – на юбилее вл. Сильвестра. Летел туда и обратно с о. Даниилом Г[убяком]. Замечательный человек. И я вдруг с радостью ощутил, какая крепкая нас связывает дружба.
Письмо от Никиты. Впечатления от посещения Вермонта.
"…Сам А.И. [Солженицын] – "затворником" больше, чем когда-либо, ради непомерного замысла, пожалуй, впервые за много-много лет и, разумеется, со всеми трудностями аскезы…"
В Монреале на аэродроме купил "квебековские" газеты. Вечером, вернувшись, просматривал. Еще одно очевидное безумие – эта "независимость" [Квебека от Канады]. Так ясно, что никому от этого лучше не будет, и вот, как какой-то рок. "Quos vult perdere…"1.