ДНЕВНИКИ
Шрифт:
Мы с Л. уехали в Париж 18-го вечером, с остановкой на день в Нью-Йорке. В среду 19-го (Преображение) – в три часа дня – было положение во гроб в церкви в Cormeilles. Я так рад, что мы застали маму еще не в гробу, а на постели. На положении во гроб была и [ее сестра] тетя Оля. А утром 20-го я служил там же Литургию – Преображенскую, с освящением яблок, со всей радостью этого праздника… Отпевание на rue Daru, и это значит – в детстве , в самой его сердцевине… Погребение на [русском кладбище] Ste. Genevieve. Тут, как и в день папиных похорон, пошел дождь.
Мы остались в Париже до девятого дня. Жили одни в квартире Саши Толстой. Стояли чудные, прохладные, солнечные дни.
Может быть, странно, но после ее смерти мама стала мне не только ближе , но как бы снова вошла в мою жизнь, стала присутствием… Все эти годы, особенно с переезда в Cormeilles, ее просто не было . Были эти, жалостью пропитанные, заезды к ней, горечь от созерцания этого разложения, распада жизни. А теперь вся она опять со мной, во мне, в том temps immobile, которое уже собрано для вечности… Смерть матери – это настоящее возвращение в детство, в обладание им, это восстановление – концом – начала…
Масса писем.
Суббота, 12 сентября 1981
Завтра – шестьдесят лет! А это, как ни верти, – старость. Чувствую ли я себя "стариком"? Нет, не чувствую. Чувствую ли, что мне шестьдесят лет? Да, чувствую. Но это совсем не то же самое. Ощутимее стало время: его хрупкость, его драгоценность. Ощутимее стала жизнь – как дар. И, конечно, ощутимее стала смерть, моя смерть, смерть как вопрос, как экзамен, как своего рода зов.
Чудное, длинное – и такое короткое! – лабельское лето. Прогулки каждый день. Три недели с Андреем. Какая-то все возрастающая потребность, необходимость в этом ежедневном причащении "аи doux royaume de la terre"1.
1 "сладостному царству земли" (фр.).
И – часы за столом, за мучительно-блаженным писанием "Таинства Святого Духа" (так и не кончил!).
Теперь – десять дней суеты. Семинария, начало года, разрушение старой церкви, проблемы построения новой. Телефоны. Но все это пока что неспособно преодолеть, разрушить накопленной за лето радости, внутреннего мира, спокойствия.
Л. радуется "освобождению" и с уютом "строит" нашу по-новому свободную жизнь вдвоем в Крествуде.
Вторник, 15 сентября 1981
Первая передышка. А то – все торжества. Мое шестидесятилетие (очень веселый и дружеский прием у нас всей семинарской "семьи"). Длинные службы Воздвиженья. Две хиротонии. Заседание совета и т.д. К тому же – отвратительная мокрая духота… Теперь нужно найти ритм. Хотя на носу уже – поездка в Сиракьюс (юбилей о. А. Воронецкого) и на Аляску…
Вчера вечером начал свой курс "Liturgy of Death". Шестьдесят четыре студента! А курс elective1 , то есть необязательный.
Все это на фоне резни в Иране, социализма во Франции, игры с огнем в Польше, голодных забастовок в Ирландии, бешеной атаки "либералов" на Рейгана.
Много писем в связи с маминой смертью. И все очень хорошие, не казенные.
Недели две тому назад в воскресной "Нью-Йорк тайме" лекция Набокова о Достоевском, рекордная, с моей точки зрения, по своему злому легкомыслию. Боюсь, что от Набокова мало что останется, что все в нем исчерпывается его "блеском".
Книги (прочитанные "случайно", в минуты отдыха):
П.Б.Струве "Дух и слово" . Сборник его газетных статей и застольных "речей". Особенного интереса не возбудила.
Странник (ел. Иоанн Шаховской) "Переписка с Кленовским" . Переписка двух удивительных эгоцентриков. Одного – вполне счастливого в этом своем эгоцентризме, другого – отчасти несчастного (потому что недостаточно признанного…).
Письма Мориака ("Lettres d'une vie"2 ).
О Достоевском:
"…je viens d'achever "Humilies et Offenses" de D. et j'en sors humiliedenotre litterature. Sa qualite essentielle est d'etre superficielle. Le classicisme frangais – c'est Г etude des apparences de 1'homme – que Moliere est done plat!.." (p.69, juin 1914 a R.Vallery-Radot). [Grasset 1981]3.
1 факультативный (англ.).
2 "Письма одной жизни" (фр.).
3 "…я только что закончил "Униженные и оскорбленные" Достоевского, и закончил с ощущением унижения нашей литературы. Существенное ее качество – поверхностность. Французский классицизм – изучение внешнего человека, и выходит, что Мольер плосок, зауряден!" (стр.69, июнь 1914, письмо Р.Валери-Радо). [Издательство Грассе, 1981] (фр.).
О Ницше:
"…et le mystere de Jesus dans Nietzche: qu'une certaine negation vaut mieux quecertaines adorations! Que certains refus sont des signes d'un plus profond amour que les adhesions des philistins avares et sournois. Je ramene tout au Christ, malgre moi" (p.277)1.
Четверг, 17 сентября1981
Опять уныние от надвигающихся поездок – в Сиракьюс, на Аляску, от этого вечного "сгорания времени", напора дел, мелочей, от опустошения всем этим души, от сознания, что из-за этого напора, наплыва все делаешь впопыхах, неглубоко, поверхностно…
Вчера – завтрак с С.С.В. Полная дружба, полный мир, и меня это страшно радует. Столько лет вместе! Вечером в Syosset у Трубецких.
Безнадежные попытки наладить "ритм" жизни.
Пятница. 18 сентября 1981
Вчера – ужин у нас с о. Д[аниилом] Цубяком]. Разговор до этого – о положении в Syosset, особенно о двух монашках. Они были у меня на прошлой неделе. Впечатление не столько путаницы, сколько своего рода "прелести", в которую, мне кажется, как-то почти автоматически впадают все эти специалисты и специалистки по "духовной жизни".