Дни изгнания
Шрифт:
– Я поступил так же. Я понимаю тебя, только прошу – будь с ними осторожна. Я не доверяю им.
– Я тоже им не доверяю. Не волнуйся.
– А если предположить, что они воплотятся? Чем они станут?
– Представления не имею. Они, между прочим, тоже. Но мне кажется, они провели здесь столько времени, что станут похожи на нас – я имею в виду эльфов, а не вас, круглоухих.
Слова резанули его, прозвучав зловещим предупреждением. Ни разу с того времени, как они поженились, не проводила Далландра границы между собой и родом Адерина. Это так ранило его, что он не решился что-либо сказать,
– Чтобы стать похожими на нас, им придется от многого отказаться, – продолжала Далландра. – На самом деле от многого, и иногда я думаю, что они этого не сделают. А если они не решатся – что ж, кое-кто говорит, что они исчезнут навсегда, а я не хочу, чтобы такое случилось, ни с одной душой. Это будет страшная трагедия.
– Ты права. Но ведь они сами выбрали такую судьбу.
– Сами? У них не будет никакого выбора, если они не найдут того, кто им поможет.
– А зачем им нужна ты? Что-то вроде космической повитухи?
– Ну конечно. – Она выглядела удивленной, что он этого до сих пор не понял. – Именно для этого.
На яркой траве у ручья полусидя-полулежа отдыхал Эвандар. Рядом лежала его арфа. С такого близкого расстояния Далландра видела, что арфа была из настоящего дерева, как и стрела, полученная в подарок, сделана на эльфийский манер, но более тонкой работы, и украшена перламутровым узором в виде водорослей и морских коньков. Он заметил ее интерес.
– Это арфа из исчезнувших городов, точнее, из Ринбаладелана. Моему народу такие вещи достаются нелегко.
– Должно быть, ты забрал ее до того, как город пал.
– О да. – Неожиданно он нахмурился. – Видишь ли, я пытался спасти Ринбаладелан. Конечно, это было безнадежно, даже с моей помощью. Но город был так красив, что мне претила сама мысль о том, что он окажется разрушен.
– Только красота? А как же эльфы, жившие в нем?
– Они жили, умирали, приходили и уходили – это все не мои заботы. А вот драгоценные камни выдерживают испытание временем, и игра света на этих камнях тоже. Гавань Ринбаладена пронзила своей красотой мое сердце, а эти волосатые существа превратили ее в свалку и позволили ей затянуться илом, и сбрасывали туда трупы, и вода стала грязной и вонючей. А потом пришли крабы, стали поедать трупы, а покрытые мехом существа поедали крабов, заболели чумой и умерли, и я смеялся, глядя, как они ползли с раздутыми животами по канавам разрушенного ими города.
Далландру передернуло, и он искренне удивился ее реакции.
– Ты же понимаешь, что они заслужили смерть, – сказал Эвандар. – Они убили мой город, а заодно и всех твоих соплеменников. Я не понимаю, почему ты утверждаешь, что не помнишь Ринбаладен, Далландра. Я точно знаю, что видел тебя там.
– Может, и видел. Мы не запоминаем свои жизни. Душа, помнящая все, несет слишком тяжкое бремя для новой жизни.
Теперь передернулся он.
– Все забыть! Я бы этого не вынес. И жить такой ограниченной жизнью, как вы!
– Эвандар, нам пора честно поговорить, если, конечно, вы умеете быть честными. Ты просишь меня помочь вам, но при этом все время утверждаешь, что не нуждаешься в моей помощи.
– Это все для меня слишком ново. – Он взял арфу и сыграл такую неземную мелодию, что глаза Лалланадры наполнились слезами восторга. – Дело не во мне. Дело в Элессарио.
– А. Ты ее любишь?
– Люблю? Нет. Я не хочу обладать ею. Мне даже не нужно, чтобы она все время была рядом. – Он посмотрел на Далландру. – Я просто хочу, чтобы она была счастлива, и очень не хочу, чтобы она исчезла. Это любовь?
– Конечно, глупый! Это любовь куда более сильная, чем простое желание обладать.
Его удивление было забавным.
– Ну, Далла, если ты так говоришь… Подумать только! – Он сыграл еще одну мелодию, на этот раз забавную, с очень высокими нотами. – Очень хорошо. Я люблю Элессарио, как ни странно это для меня звучит, и она еще молода, слишком молода, чтобы понять, от чего откажется, если последует за вами в рождение и плоть, в бесконечное колесо и в весь этот сверкающий, странный, а иногда липкий, скользкий и мокрый мир, в котором вы живете. И тогда она получит все, что должны были получить все мы, а я смогу спокойно умереть.
– Почему бы тебе не прийти вместе с ней и жить?
Эвандар отрицательно покачал головой и склонился над арфой. Он играл музыку, предназначенную для танцев, это было ясно по быстрым аккордам и по тому, что ноги ее сами задвигались. Далландра заставила себя сидеть спокойно, пока он не закончил играть, неожиданно перейдя в минор и оставив мелодию незавершенной.
– Ты нас не поймешь, пока не попадешь в наш мир, – сказал он.
– Допустим, я пойду туда – просто допустим! Что произойдет с моим телом?
– С этим куском мяса? Тебя это волнует?
– Конечно же волнует! Без него я не смогу вернуться домой к мужчине, которого я люблю!
– Почему это должно волновать меня?
– Потому что без моего тела я умру, и мне придется родиться заново, а вам придется долго ждать и потом начинать все сначала.
– О, это будет утомительно сверх всякой меры, точно? Дай-ка подумать. О, я знаю! Ты же умеешь превращаться из женщины в птицу и обратно, так что если я превращу кусок мяса в драгоценный камень на цепочке, ты сможешь повесить его на шею, и он всегда будет с тобой, а когда ты захочешь домой, просто опять превратишься в женщину. Далла, честное слово, если ты проведешь с нами всего несколько дней – всего несколько – и посмотришь, как мы живем, и узнаешь нас поближе, ты придумаешь, как помочь моей Элессарио, я уверен. – Он улыбнулся. – Моей Элессарио. Которую я люблю. Так странно звучит, но ты знаешь, по-моему, ты права.
Он подхватил арфу и исчез.
Если бы Эвандар просил ради себя, Далландра бы никогда не согласилась, она понимала это даже тогда. Но он просил ради другой души, а это было совсем другое. Она уже достаточно долго встречалась с ними, в частности, с Альшандрой, чтобы понять – старый Невин был прав, у них нет сострадания. То, что Эвандар начинал испытывать любовь, не желая этого, было так важно, и эту перемену надо было лелеять и подпитывать. И хотя Далландра всегда очень внимательно относилась к возможным опасностям, она не хотела, чтобы Адерин узнал, что она собирается пойти на такой риск. Он только начнет кричать и браниться, уговаривала она себя, и вдруг поняла, что уже приняла решение.