Дни
Шрифт:
Охранники выстраиваются вокруг Криса и сопровождают его к лифту.
– Умно придумано? – лепечет мисс Дэллоуэй, к которой, после минуты ошеломленной немоты, возвращается голос. – Это и решением-то не было. Это же – абсолютная антитезарешения. Травестия какая-то. «Судья хмельной, сбит подкупом с пути, / Нам не стыдится ложь в глаза плести». Сэр? Мастер Крис, сэр?
Она делает попытку догнать хозяина, но мистер Армитедж останавливает ее твердой рукой.
– Мисс Дэллоуэй, – говорит он, – примите свою участь, вы проиграли. Смиритесь.
Никогда еще начальнице «Книг» так не хотелось кого-то прибить. Но она только издает стон и стряхивает руку мистера Армитеджа с таким отвращением, как
– Это еще не все, – предупреждает она его. – Далеко не все. – И, властно тряхнув головой, направляется в проход между отделами.
Ее любимцы вслед за ней устремляются в «Книги».
– Ну что, мисс Дэллоуэй? – говорит Курт.
– Мы отдадим им эту площадь, да? – спрашивает Оскар.
– У нас нет выбора, – замечает Салман. – Ведь мастер Крис…
– К черту мастера Криса! – рявкает мисс Дэллоуэй. – К черту его, к черту его братьев, к черту всю эту гнусную шайку! Если они думают, что могут так обходиться с преданным сотрудником, придется им переменить свое мнение.
– Но мы же проиграли.
– Проиграли, Оскар? Проиграли? Совсем наоборот. Вспомни слова Джона Пола Джонса, [13] – лицо мисс Дэллоуэй пылает праведным гневом; ее ярость устрашает своей чистотой, – «Я еще и не начинал сражаться!»
13
Джон Пол Джонс (1747–1792) – моряк, «отец американского флота», прошел путь от юнги на английском торговом судне до контр-адмирала российского флота при Екатерине II. Знаменитые слова «Я еще и не начинал сражаться» («I have not yet begin to fight!») были сказаны в конце многочасового боя с англичанами, в котором он потерял свое судно, но захватил корабль противника.
Уже полдень.
23
Седьмая авеню: улица в Нью-Йорке, часть которой окрестили «Авеню моды»; также известна как «центр одежды»
12.00
Полдень застает Линду Триветт на Голубом этаже. Она роется в сумочке, пытаясь найти листок со списком покупок. Ей необходимо посмотреть в каталоге серийный номер того галстука, который она хочет купить для Гордона, потому что отдел оказался таким большим, в нем такое изобилие товара, что самой ей тот галстук не отыскать. Тут повсюду галстуки. Галстуки свисают с проволок, протянутых под потолком, как лианы в джунглях. Галстуки висят на вращающихся подставках. Галстуки повязаны вокруг шей безногих манекенов. Галстуки уютно свернулись в подарочных коробках. Галстуки слоями покрывают стены, накладываясь друг на друга, будто длинные, узкие сегменты шелкового стеганого одеяла. Галстуки змеятся вокруг колонн, образуя карамельно-полосатые водовороты. Это какое-то галстучное наводнение, поистине фантастическое множество, – и у Линды не больше шансов найти здесь нужный галстук, чем, скажем, разыскать одну-единственную песчинку в пустыне.
И все-таки это очень забавно: Линда гуляла тут больше четверти часа, бродила по проходам, восхищенно ощупывала товар. Да, лучшее, что она могла придумать, – это отпустить Гордона, чтобы он некоторое время сам походил по магазину. Она бы лишилась такой роскошной возможности прогуливаться в свое удовольствие (да к тому же и галстук тогда не стал бы сюрпризом), если бы Гордон по-прежнему плелся за ней по пятам. Без него она может забредать куда пожелает, медлить сколько хочется возле тех предметов, которые привлекли ее внимание, не чувствуя настойчивого, нетерпеливого и занудного давления с его стороны. Впрочем, она скучает по нему – в самом деле скучает. Она бы рада провести с ним целый день, потому что ощущение триумфа гораздо слаще, когда его с кем-нибудь разделяешь, но при этом она сама признает, что временная разлука – к лучшему, и даже подозревает, что в дальнейшем супружеского согласия будет достичь гораздо легче, если они с Гордоном станут посещать «Дни» не вместе, а по отдельности.
Она надеется, что, где бы сейчас ни был ее муж, он – в полном порядке и получает удовольствие.
Наконец Линда нащупывает клочок бумаги, где записаны серийные номера галстука, часов с херувимами и других предметов, значащихся в ее списке покупок. Она подходит к продавцу, стоящему поблизости.
– Простите, пожалуйста. Я ищу один… – Вдруг Линда замолкает на полуслове.
– Один – что, мадам?
Линда улыбается.
– Ничего. Я как раз сама его увидела.
– Ну, так оно всегда и бывает – правда, мадам? – замечает продавец. – Когда водопроводчик наконец приходит, кран перестает течь.
Линда смеется, благодарит его и подходит к стойке, которая привлекала ее внимание: там, в числе прочих, висит галстук с орнаментом из монеток.
– Вниманию покупателей!
Она поднимает глаза. Как здорово! Еще одна молниеносная распродажа. Час с четвертью назад была распродажа в «Сельскохозяйственной технике», и, хотя беглый взгляд на брошюрку с планом магазина подсказал Линде, что от этого отдела ее отделяет четыре этажа, да к тому же он находится в противоположном конце здания, у нее, тем не менее, возник соблазн ринуться туда. Видя, как другие покупатели разворачиваются и устремляются во весь опор в «Сельскохозяйственную технику», она ощутила какой-то позыв, какой-то инстинктивный толчок. Я бы тоже могла туда пойти,подумалось ей. Я ведь тоже часть стаи, я могла бы побежать с ними.К счастью, ей удалось сохранить здравый смысл настолько, чтобы понять: ее крошечный, без того ухоженный клочок сада перед домом едва ли требует вмешательства громоздкого сельскохозяйственного оборудования. Будь распродажа в каком-нибудь другом отделе – любом другом, – тогда, конечно, можно было бы пойти.
Линда внимательно прислушивается.
– В течение следующих пяти минут в отделе «Галстуки» действуют двадцатипроцентные скидки на все товары. Повторяю: только в течение следующих пяти минут цены на все товары в «Галстуках» будут снижены на двадцать процентов. «Галстуки» расположены в юго-восточном секторе Голубого этажа. Туда можно попасть, воспользовавшись лифтами, помеченными буквами «Ж», «З» и «И». Это предложение действительно только в течение пяти минут. Любые покупки, сделанные по истечении указанного времени, будут оплачиваться полностью. Спасибо за внимание.
Линда оглядывается по сторонам, чтобы увидеть, в какую сторону ринутся покупатели. На сей раз она к ним присоединится. Помчится с ними, попадет на распродажу. Обязательно.
На лицах, которые она видит, – напряжение и беспокойство.
Потом она слышит, как тот продавец, с которым она только что беседовала, тихонько шепчет себе под нос: «Тьфу, черт».
И тут до нее доходит.
В объявлении же говорилось – «Галстуки».
Значит, здесь. Распродажа будет здесь.
Эмоция, рождающаяся у Линды Триветт в груди, слишком чиста и ослепительна, чтобы запятнать ее каким-либо названием. Она нарастает внутри Линды огромной белой волной, проясняя мысли, обостряя чувства, прогоняя сомнения. Линда знает, что ей нужно делать, и – более того – она знает, что, по сути, родиласьдля того, чтобы это сделать. Никогда прежде у нее не было такого неразбавленного ощущения цели. Оно словно течет по ее жилам – холодное и прозрачное, как подземная река. Самым нутром своего существа она внезапно ощущает связь со всем, что есть, со всем, что было, и со всем, что должно быть.