До конца времен
Шрифт:
Роберт проснулся задолго до звонка будильника и лежал в постели, думая о Лиллибет. Он надеялся, что отец не посадил ее под замок и она выехала из дома без особых затруднений. Разумеется, формально Лили считалась свободным человеком и могла поступать так, как считала нужным, однако ему приходилось учитывать и то, что она была аманиткой, дочерью одного из старейшин общины, человека неуступчивого и принципиального. Роберт, впрочем, продолжал надеяться на лучшее и, зная, что Лиллибет наверняка выехала рано, ожидал ее примерно к полудню. Не знал он только одного: как скоротать несколько часов томительного
Когда наконец зазвонил будильник, Роберт встал и прошел в свой маленький домашний кабинет, где на столе лежал аккуратно свернутый фартук, в котором прибыла в издательство рукопись Лиллибет. С тех пор Роберт прочел «Ласточку» уже несколько раз – в том числе и для того, чтобы подготовить достойный издательский комментарий, однако это была не главная причина. Ему просто нравилось «слышать» голос Лиллибет, который отчетливо звучал у него в голове, когда он вчитывался в ровные рукописные строки. У нее действительно был свой собственный, ни на кого не похожий писательский голос, и каждый раз, перелистывая ее тетради, Роберт открывал для себя какую-то новую, не замеченную им раньше черту характера Лили.
Сейчас Роберт машинально расправил фартук и в очередной раз поразился, каким маленьким он был. Лиллибет, правда, говорила, что в последний раз надевала его лет пять назад, однако Бобу все равно было приятно прикасаться к мягкой жемчужно-голубой ткани, которая как будто впитала в себя часть ее души. Этот фартук сшила еще ее мать, и Лиллибет верила, что именно он принес ей удачу. Действительно, Роберт обратил внимание на ее рукопись, затерявшуюся в куче издательского мусора, только благодаря фартуку, однако по зрелом размышлении он пришел к выводу, что этот эпизод лишь завершал собой череду счастливых событий. В самом деле, сначала Лили написала замечательный роман, потом нашла на скамье книгу с адресом его издательства, и только какое-то время спустя ей пришла в голову мысль завернуть свою посылку в старый фартук. Нет, считал Роберт, это не везение и не случайность – это Судьба, которая уже давно исподволь готовила их встречу. Ведь не зря же всякий раз, когда ему доводилось видеть Лили, он испытывал необъяснимое, но отчетливое ощущение deja vu, хотя никак не мог встречать ее раньше. Странное чувство на первый взгляд не имело под собой рационального объяснения, но Роберт решил, что не будет придавать этому большого значения и тогда, быть может, со временем разгадка отыщется сама собой.
Зато благодаря Лиллибет он многое узнал об аманитах. Когда-то они его весьма интересовали, и вот теперь его любопытство оказалось удовлетворено. Не все ему понравилось, а кое-каких вещей Роберт предпочел бы вовсе не знать, но, как говорится, из песни слова не выкинешь. В конце концов, он давно был взрослым человеком и прекрасно знал, что в мире нет только белого и только черного, поэтому его не удивляло и не шокировало, что хорошие «в целом» люди (так характеризовал аманитов Латтимер) могли совершать глупые и даже жестокие поступки только потому, что слепо подчинялись букве давно устаревшего закона.
Впрочем, кто он такой, чтобы их судить? Аманиты, к примеру, имели немало веских оснований, чтобы сторониться «англичан», к числу которых, как ни крути, принадлежал и Роберт.
Потом он не спеша оделся, позавтракал и отправился на работу. Первой ему встретилась Мэри Пакстон, которая с пыхтением ковыляла по коридору, и Роберт с облегчением вздохнул. Он побаивался, что роды начнутся раньше объявленного
– Доброе утро, Мэри. Рад, что ты еще с нами, – шутливо приветствовал он свою сотрудницу.
– Я тоже, – ухмыльнулась Мэри. – Мои парни пока ведут себя спокойно, и я постараюсь, чтобы так все шло и дальше, пока мы не закончим работу.
Роберт кивнул. Он знал, что Мэри – настоящий профессионал и на нее можно рассчитывать. Еще вчера она заказала чистовую распечатку рукописи и приготовила свои блокноты с заметками, поэтому теперь могла начать работу в любой момент. Тетради с оригиналом «Ласточки» ей были не нужны – роман еще раньше перенесли в компьютер и даже записали на отдельный компакт-диск, а Роберт решил, что вернет их Лили, потому что они наверняка ей очень дороги.
– Ну, скоро приедет наша Ласточка? – спросила Мэри, мимоходом окрестив Лиллибет в честь ее романа, и Роберт машинально бросил взгляд на часы.
– Думаю, еще несколько часов у тебя есть. Отдыхай пока, но потом придется поработать в полную силу. Чем быстрее вы закончите, тем лучше: Лили нужно возвращаться, да и ты… В общем, мне бы не хотелось, чтобы ты родила прямо на рабочем месте.
Он проводил Мэри до ее редакторского закутка, а сам отправился к себе в кабинет. Потягивая кофе, который приготовила секретарша, Роберт смотрел в окно и думал о Лиллибет. Потом ему позвонил Пол – брат хотел узнать, как идут дела.
– Ну и где твоя аманитская авторша? – поинтересовался он. – Когда ты порадуешь читающую публику ее первым шедевром? Кстати, будет ли второй?.. – Роберт как-то говорил ему, что у Лиллибет появился замысел нового романа, но, насколько он знал, она пока к нему не приступала.
– Скоро порадую, – пообещал он. – Как раз сейчас Лиллибет едет в Нью-Йорк, чтобы поработать с моей лучшей редакторшей Мэри Пакстон. Мэри говорит – правки на удивление мало, но кое-что все-таки нужно подчистить.
– Потрясающе! – выдохнул Пол. – А что сказал ее отец?
Как-то во время очередного совместного обеда Роберт пожаловался брату, что Генрик запрещает Лиллибет издавать книгу, и с тех пор не раз об этом жалел.
– Полагаю, много чего, – коротко ответил он. – Как бы там ни было, скоро мисс Петерсен будет здесь.
– Хотел бы я знать, она когда-нибудь покидала свою деревню?
– Никогда. – Боб невольно улыбнулся. Ему очень хотелось показать Лиллибет Нью-Йорк, который он неплохо знал и любил, к тому же он понимал, как много будет значить для нее знакомство с городом, который она только вообразила, но никогда не видела воочию. Для Лили это могло стать исполнением давней мечты.
– Остается надеяться, что она будет в туфлях, а не в залепленных навозом башмаках, – продолжил ерничать Пол, и Роберт раздраженно поморщился. Ему не очень нравилось, когда брат шутил подобным образом. Сам Пол, вероятно, полагал свои остроты уместными, но Роберту они казались глупыми и грубыми. Впрочем, их мать вела себя точно так же, а Пол унаследовал от нее острый, как бритва, язык и язвительный ум. Роберт пошел в отца, который был куда мягче и спокойнее, а едкие замечания, которыми мать сыпала направо и налево, почему-то никогда его не задевали. Прежде Роберта очень интересовало – почему, но потом он решил, что за сорок лет брака отец просто научился пропускать все мимо ушей.