До края земли
Шрифт:
Кэт сняла туфли, закатала брюки до колен и спустилась к морю. Мокрый песок был плотным и темным. Под ступнями Кэт проступала вода, но через несколько секунд песок снова впитывал влагу.
Остановившись у самой кромки воды, Кэт уставилась туманным взглядом в ночь и вспомнила, как замечательно плыть по серебристой лунной дорожке, ведь Трэвис сейчас где-то там, в море, и его сильные руки сжимают штурвал огромного черного судна.
“Думает ли он обо мне, глядя на волны?”
Рядом вздыхало море, дул легкий прохладный ветерок, но Кэт почти ничего не замечала. Кэт так мечтала увидеть Трэвиса, что, сели бы пошел кислотный дождь, она не заметила бы и его. Слишком сильной была боль потери.
Завороженная лунным светом и ночью, Кэт размышляла о Трэвисе, но внезапно почувствовала, что замерзла.
Она быстро поднялась по ступенькам.
– Где ты была, черт возьми? – набросился на нее Эшкрофт, как только она поднялась на палубу. – Я тебя обыскался.
– Здесь.
Кэт сполоснула ноги под водопроводным кран и, взглянув на раздраженного поэта, догадалась, что слайды ему не понравились. А ведь она надеялась получить от него деньги после того, как он одобрит ее работу.
– Ты закончил? – спросила Кэт.
– Я видел достаточно. Мне они не понравились.
Кэт вошла в дом. Поэт последовал за ней. Открыв дверь мастерской, Кэт поняла, что ее постигла беда.
В лотке, куда Эшкрофт должен был складывать понравившиеся ему снимки, лежало всего два слайда. Два из двухсот, сделанных ею по контракту! А вот в лотке для отвергнутых слайдов их было много. Однако большинство коробочек он даже не открыл.
Кэт не особенно расстроило и удивило то, что поэту не понравились ее снимки. Ведь и ей не нравилась его поэзия.
К несчастью, она нуждалась в деньгах. Как настоящий профессионал, Кэт могла бы сделать то, что нужно Эшкрофту, если бы он объяснил ей, чего хочет.
– Послушай, – быстро начал Эшкрофт. – Все это не имеет никакого отношения к тому, что было несколько дней назад. Здесь нет ничего личного. Черт возьми, даже если бы ты переспала со мной, мне все равно не понравились бы эти изображения!
Кэт, внимательно наблюдая за ним, заметила, что он смущен и расстроен. Поэт не врал. Ему действительно не понравилась ее работа.
– Детка, я говорю правду: это не имеет ничего общего с сексом!
– Верю.
Кэт отвернулась от Эшкрофта к столу и наклонилась над увеличительным устройством, начав с двух слайдов, одобренных Эшкрофтом.
На первом был запечатлен вид разбивающейся волны сбоку. Голубовато-зеленые оттенки постепенно сменялись кремовой пеной. Если сильно не придираться освещение нормальное. Изображение сделало все ясным с первого взгляда.
Картина, запечатленная на этом технически безупречном слайде, была, впрочем, довольно поверхностной. Про такие картинки обычно говорят: “Прелест-но!”.
На втором слайде Джейсон строил зубчатый замок из песка. Он улыбался, его щеки и губы разрумянились, голубые глаза светились, а рыжие волосы разметал ветер. Джейсон, милый и прелестный, казался идеальным ребенком.
Этот слайд, также безупречный с технической точки зрения, с прекрасным светом, фокусом и композицией, однако, не приковывал к себе внимания. Взглянув на него раз, не хотелось возвращаться. Картине недоставало сложности.
Другой снимок Джейсона нравился Кэт гораздо больше. На этом снимке мальчик стоял у кромки моря, держа перед собой сложенные лодочкой ладошки, и наблюдал, как вода сквозь пальцы стекает в море. Вид у него был сосредоточенный. Боковое освещение подчеркивало круглые щечки, в глазах светился незаурядный ум. На этом кадре Кэт запечатлела момент, предвещающий превращение ребенка в мужчину.
Этот снимок приковывал взгляд, его стоило внимательно рассмотреть, но он не был “прелест-ным”.
Кэт перешла к пяти снимкам, случайно взятым ею из тех, что отверг Эшкрофт. На первом слайде крупным планом была запечатлена ракушка, лежащая на гладком, отутюженном волнами песке и освещаемая заходящим солнцем. Тонкая ниточка морской пены блестела на снимке неровной извилистой диагональю. Она проходила по сырому песку над ракушкой, как прозрачный отблеск откатившейся волны. Спиральное тело старой и невзрачной раковины носило следы непрестанного воздействия волн и приобрело матовый молочный цвет вместо былого блестящего радужного.
Чистота линии пены и красок, чувственность в контрасте поверхностей, ощущение времени, завершенность и умиротворенность взволновали Кэт. Этот снимок тоже не был “прелест-ным”. Такая раковина никогда не закончит свой путь в туристическом магазине среди ярких пластмассовых рыбок и пляжных принадлежностей.
На третьем слайде Кэт запечатлела момент, когда на скалу обрушивается волна. Этот снимок она сделала перед закатом, на фоне расплавленного неба, и специально недодержала. Поэтому волна и брызги приобрели цвет жидкого золота, а скала вырастала из моря черным драконом. На этом снимке таинственность и сила, огонь и мрак, темнота и свет подчеркивали и дополняли друг друга.
Нет, и это совсем не “прелест-но”.
Из-за этой картины Кэт чуть не лишилась фотооборудования. И конечно, лишилась бы всего, если бы высокий незнакомец не снял ее со спины дракона и не отнес на берег.
“Трэвис, – горько подумала она. – Всегда Трэвис – я не могу вздохнуть, чтобы не вспомнить о нем, и куда бы ни посмотрела, повсюду он. Все напоминает о нем”.
Она обернулась к Эшкрофту, похожему сейчас на снятое молоко.
– Думаю, я догадалась, почему тебе не понравились слайды, но хотелось бы услышать это от тебя. Тогда исключится возможность ошибки.
Эшкрофт пожал плечами.
– Не знаю, как объяснить это, крошка. Твои картины такие же холодные и пустые, как и ты сама.
Кэт стояла у стола, освещенная снизу. Она неподвижно смотрела на отвергнутые Эшкрофтом слайды, разложенные колонками на столе с подсветкой. От долгого напряжения в глазах у нее замелькали тени.
Крошечные цветные квадратики блестели, как драгоценные камни… голубые и зеленые, черные как смоль и кремовые.
Она уже не находила в своих слайдах ни привлекательности, ни красоты.