До любви один шаг
Шрифт:
— Ты недоволен? Это что, должно оставаться тайной?
Он скосил на нее глаза, и Джо увидела в них гнев.
— Он небось еще до меня все знал, — осуждающе выдавил он. — Прости, если я что-то путаю, но сведения до меня доходят с явным опозданием. В последний раз ты упоминала Джастина, когда он разбил тебе сердце. Или я ошибаюсь?
— Не ошибаешься.
Он тут же прискакал к ней, когда она вся в слезах позвонила ему и сказала, что Джастин бросил ее. Она была слишком занята своими переживаниями, чтобы заметить усталые морщины
Наконец она затихла и утомленно вздохнула.
— Что бы я без тебя делала?
Благодарность, тепло и любовь переполняли ее, и она прижалась к его губам. И почувствовала, как он напрягся.
— Извини… — начала она, вдруг испугавшись, что переступила некую невидимую черту.
Его голубые глаза как-то странно горели, взгляд на мгновение остановился на обнаженном плече, высунувшемся из бесформенного ворота ночной рубашки. Из его груди с болью вырвался резкий звук, но он тут же подавил его.
Приподняв ей лицо, он наклонился. Все должно было получиться целомудренно, почти по-медицински. Но целомудренно не получилось.
Когда он оторвал от нее губы, она не сразу пришла в себя! Надо было повторить, не мог же он этого не понять? Сквозь прикрытые веки она пыталась разгадать, о чем он думает.
Его смех больно задел ее.
— Ну как, стало лучше?
Не то, он сбился со сценария. Она отрицательно покачала головой — в такую минуту нельзя переходить на прозу.
Он потрепал ей волосы, и она вспыхнула. Ну почему он вечно обращается с ней как с ребенком?
— А тебе лучше? — спросила она, не скрывая вызова, и просунула руки под нижний край его рубашки. Растопырив пальцы, она ладонями медленно скользила вверх по его плоскому, подтянутому животу и выше, по мускулистой груди, чувствуя, как глубокая дрожь охватывает его неподвижное тело.
— Ты чем это занимаешься?
Если бы он произнес это ледяным тоном, возможно, огонь, охвативший ее, и погас бы, но хрипловатые нотки заставили ее задрожать. Я дрожу, констатировала она, как будто наблюдая за собой со стороны.
— А тебе не ясно, чем я занимаюсь? — Голос у нее был хриплым, но удивительно спокойным. — Чем я еще займусь, вот в чем вопрос.
— Похоже, ты дала себе волю.
— Если б ты знал, как это прекрасно! Пока она не давала себе воли, она была несчастной и подавленной… раздавленной.
— По-моему, ты просто не соображаешь, что делаешь.
— Единственное, чего я не соображаю, — это как мне справиться с чертовыми пуговицами. Ты не мог бы мне помочь?..
Он грубо схватил ее за запястья и оторвал от себя.
— Ты в такие игры не играй. Наверное, это было самое унизительное мгновение в ее жизни.
— Не смотри на меня как на потрошителя! Мне просто хочется поцелуя. Если тебе это так трудно, тогда не надо! — заорала она, окончательно убитая. Встряхнув головой, она вырвала руки. Надежды спасти свою гордость почти не оставалось.
Не успела она отойти на шаг, как он догнал ее и, обняв за талию, оторвал от земли. Рывком повернувшись, он прижал ее к стене. Она ощущала жар его тела. Ей было слишком стыдно, чтобы смотреть на него.
— Прости, не надо меня ненавидеть… — прошептала она.
— Ненавидеть? Боже, Джо, как я могу. Нет, не надо снова плакать, любимая. Понимаю, ты чувствуешь себя брошенной. Убил бы я этого сукина сына, Джастина, — злобно произнес он.
Он поцеловал ее в уголок рта, потом в другой.
Следующий поцелуй попал прямо в середину. Он отодвинулся, но всего на волосок. Джо открыла глаза и не успела опять закрыть, как они снова прижались друг к другу. Она приоткрыла губы, и, задержавшись всего на мгновение, он принял ее поцелуй. Не просто принял, а тут же вырвал инициативу из ее рук. Его зубы хватали и покусывали, язык пробовал и обследовал.
— О, Господи! — со стоном вырвалось у него, но губы продолжали с жадностью льнуть к ее губам. Его руки скользнули по ее бедрам, едва прикрытым ночной рубашкой, и это прикосновение заставило ее вздрогнуть.
— Как хорошо. Еще, — просила она гортанным голосом. Никогда она не испытывала такого первобытного возбуждения. Ее ноги оторвались от пола, и она инстинктивно обхватила ими его талию, прогнула спину и вызывающе прижалась к нему всем своим тонким, точеным телом.
— У тебя такая мягкая, гладкая кожа. — Его язык блуждал в изящной ямке у ее ключицы, а она стонала от сумасшедшего наслаждения.
Лайам нащупал дверь за ее спиной. Они продвигались, ничего не видя, то всхлипывая, то издавая стоны, испытывая неведомые ощущения, наслаждаясь ими. Упав на кровать, он вдавил ее тело в мягкий матрас.
Ее повисшая рука задела лампу на тумбочке, и та с грохотом полетела на пол.
— Пусть, — сказала она, когда он приподнял голову, — в темноте безопаснее.
Если сосредоточиться на том, что это именно Лайам стаскивает с нее рубашку, пробует языком каждую пядь ее разболевшихся грудей, все пропадет. И останется только ломать голову, почему ей захотелось, нет, почему ей стало необходимо, чтобы именно он этим занимался.
Однако это было необходимо и ему. Джо ощущала это, когда рвала его рубашку и тихо чертыхалась от обиды, что пальцы не справляются с пряжкой у него на поясе.
Он помог ей, и она нежно прижалась губами к его груди. В тисках его тяжелых бедер, вдыхая теплый аромат возбужденного мужского тела, она потеряла последнее самообладание и весь остаток сдержанности.
Кульминация их дикого, несдерживаемого сближения закончилась такой же сокрушительной отдачей.
Джо проснулась среди ночи.