До полуночи одна минута
Шрифт:
– Присаживайся, Кузина, вливайся, так сказать!
Справедливость победила. Можно было крикнуть «ура», сплясать гопака, заорать от восторга, запеть, в конце концов, но сесть было некуда. Все места за столом заняты. Никто из сотрудников не предложил ей стул. Они даже не привстали для приличия. Алина вспыхнула, но быстро погасла, словно под дождь попала, и, осмотревшись, присела на низкий диванчик в углу. Обычно там полулежал нынче запропастившийся куда-то Степаныч. В его кресло она не решилась сесть. Если нагрянет, шума не оберёшься. Она до сих пор не понимала роли этого человека в отделе. Ведёт себя, как хозяин, всеми распоряжается, понукает, имеет в личном распоряжении
– Итак, что мы имеем на десерт? – нервно провозгласил Батанов.
Разом, как по команде, мужчины посмотрели на часы.
– В сухом остатке мы имеем наблюдательный пост на Новый год и незакрытый график дежурства. Есть желающие поработать?
На часы никто не смотрел. И в глазу друг другу старались не заглядывать, боясь прочитать в них правду.
– Я могу подежурить в новогоднюю ночь! – подала голос Алина.
Все, включая Батанова, повернулись в ее сторону. Они смотрели на неё сверху вниз, как на собачку, просящую еды. В какой-то миг Алина и впрямь ощутила себя маленькой таксочкой, чихуахуа и ещё кем-то, но, постепенно уменьшаясь, превратилась почему-то из собачки в крохотную птичку.
– А ты знаешь, что такое – осмотр места происшествия? – спросил Воронцов каким-то замогильным голосом.
– Да! – гордо тряхнула головой Алина, отчего её дивные волосы взметнулись и опали, как прошлогоднее сено.
Да, Кузина, слава богу, знала, что такое осмотр места происшествия. Именно на этой лекции она присутствовала и тщательно её записала. Впрочем, она ещё ни разу не осматривала места совершения преступлений. Её никогда не направляли на происшествия. И сейчас боялись доверить столь важное занятие симпатичной блондинке. Мужчины считают коллег женского пола легкомысленными и недоразвитыми существами. Алина тяжело вздохнула. Несправедливо считать глупой девушку, толком не зная её. Вполне возможно, что в данную минуту она превратилась в птичку, но не легкомысленную, а вполне себе сообразительную. Алина сжалась в комок, чтобы стать ещё меньше и невесомее. Так легче выдержать испытующие взгляды оперативников во главе с руководством. И вдруг пружина разжалась. Копна белокурых волос взметнулась к потолку.
– Знаю! – провозгласила Алина достаточно твёрдым тоном. Она вернулась в своё нормальное состояние. Птичка выросла в орлицу.
– Да уж! – воскликнул Воронцов, явно не поверивший Алине.
– Отставить! – рявкнул Батанов. – Внеси её в график.
Константин Петрович кивнул Дорошенко. Слава послушно застрочил в спецтетради. Кузина ошеломлённо озиралась, в кабинете стало подозрительно тихо. Никто не смеялся, не подшучивал. Всем стало как-то не по себе. Воронцов исподволь сверлил глазами Батанова: мол, ты что, совсем охренел? Константин Петрович будто не замечал направленных на него, острых, как шпаги, взглядов взбешённых мужчин.
– Всё, шеф, Кузина в графике, – сказал Дорошенко, и все шумно выдохнули.
Затем посмотрели на часы и заулыбались, мигом забыв про Алину. Она уже сидела на диванчике и тихо грустила. Добилась своего, а что дальше делать? Делать-то что теперь?
Опера шумно задвигали стульями, вставая из-за стола, зашуршали бумагами, защёлкали и затренькали телефонами. Алина с трудом поднялась с низкого дивана; колени затекли, мышцы онемели и молча вышла, оставив на столе начальства кусок пластмассового дерьма. Когда Кузина вышла, Батанов выругался и сказал, обращаясь к оперсоставу:
– Дерьма больше не подбрасывать. Увижу – убью!
Сотрудники недовольно запыхтели, мол, что, уже и пошутить нельзя?
– В Новый год не расслабляться! Пост будет работать, – продолжал Батанов. – Придётся подстраховаться. На телефонах Дорошенко. На задержании Воронцов.
– А вы? – спросил Слава. На его лице читалось явное недоумение.
– Я тоже на задержании.
Батанов беззвучно выругался. Оперсостав молча выразил ему сочувствие. Ворон ворону глаз не выклюет.
Зеркало нагло отблескивало серебряной гладью. Алина отворачивалась от него, стараясь не видеть пушок на щеках. Нет, пушок есть, и в большом количестве. Мама сказала, что пушок – к лицу Алине, что она выглядит, как персик, но от маминых слов стало ещё хуже. Алина всхлипнула. Почему изъяны на теле и душе выползают в самые неподходящие моменты жизни? Этот пушок на щеках и шее был всегда. Раньше он вызывал у Алины умиление. Ей нравилось быть «пэрсиком», но розовый период жизни безвозвратно прошёл. Настали суровые будни. Куда теперь с этим пушком? Опера засмеют. Алина Юрьевна стала боевым офицером. Она в группе по борьбе с угонами. Кузина отвернулась от наглого зеркала. Выкинуть его на помойку! Купить новое. От хорошего зеркала зависит будущее девушки. Какое отражение, такая и судьба.
С этими мыслями Алина выскочила на улицу и просквозила мимо потерпевших, мёрзших на крыльце. Пусть помёрзнут. Не до них тут. Кузина попрыгала на одной ножке, пытаясь вспомнить, где она видела парфюмерный магазин. Поблизости ничего подходящего не было – надо бежать до станции метро. Погоня за красотой до тундры доведёт. Лишь бы прок был. А то от зеркала тошнить стало. Алина помчалась в магазин со скоростью северного усиленного ветра, дующего, кажется, восемнадцать метров в секунду.
В небольшом помещении толпились женщины разных возрастных групп, начиная от двенадцати лет и заканчивая девяноста семью годами. Женщины покупали себе новогоднюю радость в виде духов, кремов и помад различных оттенков. Воздух настолько пропитался божественными ароматами, что у Алины закружилась голова.
«Как бы в обморок не грохнуться, – подумала она, – а то, не дай бог, вызовут “скорую”, а у меня на щеках пушок. Позор-то какой!»
– Девушка-девушка-девушка! Я спешу, какой крем-депилятор мне подойдёт?
– А я откуда знаю? – вопросом на вопрос нахамила продавщица.
– А кто мне поможет? – расстроилась Алина.
– Господь Бог вам поможет!
В магазине стало потише. Покупательницы невольно прислушивались к странному диалогу. Вместе с тишиной ушла праздничная атмосфера. Духи, кремы и депиляторы утратили своё значение. Бликующая фольга и сверкающая люстра приглушили огни. Кассы прекратили отстукивать проценты со скидок.
– Ладно, – прошептала Алина, – я сама посмотрю.
Она долго выбирала крем-депилятор, пока хамоватая продавщица не сжалилась над ней.
– Вот этот самый лучший, – она протянула Алине небольшой разноцветный тюбик, – фито-крем.
– А для лица он подходит?
– Конечно! Он же с полынью.
– Хорошо, что не с марихуаной, – съязвила Алина, кося взглядом на ценник.
Цена нормальная. Триста рублей нынче не деньги.
Продавщица оцепенела от язвительной реплики. Вжалась в витрину всем телом, словно желая лечь на неё, чтобы слиться с тюбиками и баночками, лишь бы не нахамить в ответ. Ей до такой степени хотелось отчитать наглую покупательницу, что сдерживаться не было сил, но нарваться на жалобу перед Новым годом? Лишиться премии? И порыв хамства был подавлен в зародыше.