До самых кончиков
Шрифт:
К моменту окончания своего краткого выступления Пенни изъяснялась визгом, отчаянно размахивая свадебным букетом. Когда словоизвержение угасло, праздничная аудитория уставилась на нее с плохо скрываемым недоверием. Пенни – вся в рюшечках, не говоря уже про фижмы и оборки – ждала взрыва массового негодования, а от Макса – первых пыточных аккордов. Однако ни того, ни другого не последовало.
Баба перевела на нее мутный взгляд. Недоуменно склонив голову к плечу, старуха сказала:
– Что ты, что ты, голубка моя! Ничего такого и близко нет.
Кто-то где-то хихикнул.
– Зато я не шучу, – пригрозил Макс. – Еще слово, и вас всех постигнут такие муки,
Но Седобородка презрела опасность.
– Ты, Пенни Харриган, стоишь сейчас в чужом платье. Том самом, которое четверть века назад надела покойная жена Макса на свою свадьбу, и было ей столько же, сколько тебе сейчас! – Высокие каменные своды эхом разносили ее слова по притихшему собору. – Так поинтересуйся у своего жениха, отчего столь удачно подошел размер!
А и впрямь. При первой же примерке подвенечное платье село как влитое.
Не успела она в деталях осмыслить это откровение, как Макс коснулся коробочки. Недоступная глазу орбитальная группировка спутников послушно ретранслировала сигнал, и девушку пробила молния боли. Одновременно с ней точно так же вскрикнули и рухнули на холодный жесткий пол все прочие женщины, гостьи свадебных торжеств. Только Баба осталась на ногах и дерзко смотрела в бешеные глаза Макса.
– Расскажи ей, – прошипела она. – Расскажи, что у нее на роду написано!
– Ни за что и никогда! – отказался тот.
Пенни едва замечала, как между ними встала Баба. Противники – денди во фраке и высохший скелет – начали медленно кружить друг вокруг друга. Максвелл сунул коробочку за пазуху и угрожающе вскинул пустые руки, готовый атаковать при первом же кряхтеньи со стороны Седобородки.
Что касается самой Пенни, над ней стоял епископ и заливался краской, пока невеста корчилась у его ног, агонизируя наслаждением – полупомешанная, давящаяся хриплым страстным урчанием.
– Пенни, голубка! – крикнула Баба. – Ты должна отразить его бесовскую энергию! Ваша встреча с Максвеллом была неслучайна! Лишь ты одна способна его одолеть!
Не успела она высказаться полностью, как Макс прыгнул к ней и схватил за морщинистую шею, приговаривая:
– Умри, ведьма!
Едва дыша, Баба тем не менее предложила:
– Загляни! Загляни в его еженедельник за девять месяцев до своего рождения! Загляни и узнай, кого он тогда клеил…
Шурша юбками, Пенни каталась по плитам. Она прямо чувствовала, как по венам скачут наноботы. Вот бы распороть себе артерии и слить зараженную кровь! Проклятые киберблохи уже не дадут спокойной жизни, от них никогда не избавиться. Максвелловские микропалачи бодро жевали ее изнутри, заливая болью с головы до пят.
Баба меж тем умирала с переломленной шеей. Два столетия отдав сексуальному просветительству пилигримов, она испускала дух в тисках лучшего ученика. Проталкивая слова сквозь раздавленное горло, старуха бурчала:
– Дитя, ты должна ретранслировать его энергию! Пропусти ее через себя и возверни, многократно умножив! Говорю тебе: зеркала не обгорают даже на самом солнцепеке…
Чтобы вытеснить ложное удовольствие, Пенни сосредоточилась на своей тесно спаянной семье, на родителях и их бесхитростном лютеранстве, с теплотой вспомнила узы дружбы, что связывали ее с Моник. Мысль Пенни растеклась по всем тем замечательным вещам, которые она искренне любила. Пломбир с кремовыми прожилками. Рон Ховард. Ричард Томас. Настойчивая медитация привела к тому, что самосознание начало отбрасывать сигналы контроллера. Еще немного, и своры наноботов присмирели, поплелись вниз и сгрудились в районе почечной лоханки.
Сей же миг собор
Источником акустического удара была Пенни. Лишь слегка приглушенный фижмами и кринолинами, потрясающий звук рождался у нее в промежности. Он эхом летал между величественными стенами, сотрясая витражи, пока каменная кладка не пошла трещинами. Иерихонская труба, да и только. С потолка посыпалась цементная крошка. Наконец могучий гром грянул из-под юбок, сорвав кружевные штанишки и обдав гостей шрапнелью из блесток и жемчугов. Разлохмаченные лоскуты, оседая словно хлопушечное конфетти, открыли взглядам зиждилище и обиталище той властной силы, которой была преисполнена невеста.
А Пенни тем временем сосредоточенно подумала о собственной любви к великой Бабе, и створки вышеупомянутого зиждилища разъехались в стороны, образуя чуть ли не орудийное жерло.
И грянул залп. В соборе мигом задуло свечи.
Главный витраж вынесло как его и не было. Однако не наружу, а внутрь, осыпав праздничную толпу жалящими осколками красно-сине-зеленого стекла. Потому что украшение было разбито чем-то стремительным вроде пушечного ядра, которым пальнули со стадиона «Янки».
Горящий плевок из расплавленного каучука с батарейками метнулся сквозь узкий, но длинный неф. Словно выпущенный из великанского обреза, сей убийственный заряд угодил Максу ровнехонько под нижний край безупречно скроенной ширинки. Пылающая мина из ассортимента товаров заботы о себе познакомилась с интимными частями великого махинатора, сложив его вдвое и опрокинув навзничь.
Итак, многовековая ламия погибла.
Что до Максвелла, он был смертельно ранен оружием из собственного арсенала хайтековских средств для самоудовлетворения: фаллосом на реактивной тяге, который стартовал из очистительного костра держателей слова! Теперь из порванной промежности хлестала кровь. Тут и приглядываться не надо: Пенни сразу поняла, что гениталий больше нет. Как у персонажа из какой-то книжки Хемингуэя, которую они проходили в школе.
Наноботы перестали копошиться и вредничать. Пенни – как и прочие женщины в соборе – медленно встала на ноги, ошалело моргая. Все дамы смахнули растрепанные волосы со лба и полезли в сумочки, чтобы приступить к длительной, трудоемкой задаче восстановления макияжа. И личной жизни.
Ледяные пальцы сомкнулись вокруг щиколотки Пенни – Макс смотрел на нее умоляющими глазами. Его и без того бледная физиономия была обескровлена до бумажной белизны. Свободной рукой он залез в карман фрачного сюртука и выудил нечто вроде газетного обрывка.
– Тебе, – прошептал Макс, протягивая его Пенни.
Преклонив колено, она приняла дар. И впрямь вырезка из печатного издания. Ровнехонько тридцатилетней давности, день в день. Заметка из «Нэшнл инкуайрер», да еще с фотографией. Правда, черно-белой, зернистой и поблекшей за минувшие годы, но все равно казалось, будто смотришься в зеркало. Ее лицо, точно такая же вуаль и подвенечное платье. Светская хроника, извещение о свадьбе К. Линуса Максвелла и Фиби Брэдшоу. В комплекте с этой заметкой шла вторая, прикрепленная степлером: некролог, датированный 136 днями спустя. О безвременной кончине миссис Корни Максвелл вследствие аллергической реакции на моллюсков.