До свадьбы доживет
Шрифт:
Она задремала, а проснулась от треньканья мобильника: добрый парень звонил, как и обещал, сразу после десяти утра.
– Вот вы плакали, а на самом-то деле я таких везучих и не встречал, – сообщил он Тине, – Я тут с людьми поговорил: все вам сделают, как заказываете: ширина метр двадцать – пару часов работы и готово дело. И, если хотите, привезут уже к обеду.
– А как же – грузовикам же в центр днем нельзя? – поразилась Тина.
– С вашим заказом на «Газельке» поедут. Все туда поместится. Оплатить доставку только придется. Так-то она у нас бесплатная. Подтверждаете?
– Да! – восхитилась она, – Конечно! Заплачу, сколько скажете. Мне все равно. Хочется на своей кровати спать, и плевать
Парень назвал сумму доплаты и спросил: «Пойдет?».
– Без вопросов, – согласилась она.
– Тогда в час – час тридцать ждите. И не горюйте. Все будет хорошо. Вот увидите.
– Хорошо, когда на кровати спать можно. Это уже очень-очень хорошо! – заявила Тина, – А больше я ничего и не жду.
Жизнь и правда налаживалась.
Она снова легла на пол и решила, что полежит часик, а потом встанет, умоется, пойдет в банк и снимет деньги с их общего с Юрой счета: ей тут еще много трат предстоит. Купит какую-то еду и… Что еще надо? Да много чего! В доме нет ни полотенец, ни простынь, ни подушек, ни одеял. Ничего нет вообще. И ей не во что переодеться, и куска мыла нет, и щетки зубной. Обо всем думать заново. Как после пожара.
Все у нее сгорело в пылу Юриных страстей. Пожар чужой любви. Это нормально, да?
– Как же так? – подтвердил писклявый жалобный голосок, – Как же так?
– Не мы с тобой первые, не мы последние, – сказала голоску Тина.
– А мне плевать, – пропищал он, – Мне плевать, какие мы по счету. Я все равно не понимаю: как же так!
– И никто не понимает, – вздохнула Тина, – И будем с этим жить.
Она стала думать о Лушке, о том, что та ближе к отцу, что в последнее время они вообще как-то отдалились друг от друга. У Лушки все впереди. А у нее – все позади уже. Совершенно позади. И как это все вдруг произошло! Внезапно. Была маленькая девочка, мамин хвостик, болтали вместе часами, мечтали, смеялись. А потом маленькой девочке надоело быть с мамой – вполне естественно, это жизнь. И девочке надоело, и папе девочкиному надоело. И осталась мама одна. Сухая ветка. Тине ужасно захотелось оказаться в объятиях своих собственных мамы с папой. Прижаться бы к ним, вдохнуть родной запах, почувствовать их тепло, захныкать – пусть гладят по головке, утешают, нежат.
– Господи! – воскликнула она, – Господи! Хоть бы фотографии их догадалась с собой захватить! Все осталось там! И когда только вернется!
Она зажмурилась и стала представлять лица родителей. У нее долго не получалось. Ни лица, ни даже смутные очертания не возникали пред внутренним взором. Тогда она попыталась просто поговорить с ними.
– Вот, мам-пап, видите, как получилось. Осталась я совсем одна. Ни родителей, ни мужа. Как же так? И это называется – жизнь? Вот так вот одной вдруг остаться?
Родители не отзывались ни в какую, хотя прежде случалось, что они появлялись ниоткуда, что-то нашептывали ей, утешали и даже советовали. Тина поняла: они тоже настолько ошарашены случившимся, что у них просто нет слов. Ей захотелось вспомнить, как мама или папа предостерегали ее от замужества с Юрой, как советовали приглядеться. Но как вспоминать то, чего не было? Никто за всю жизнь слова плохого не сказал ей о муже. Всем он нравился. И все тут. Все его любили. Так что – не получится утешиться тем, что «а мама предупреждала». Поэтому лучше уж было встать и выползти на улицу. Хочешь – не хочешь, а надо.
У продуктовой палатки она поняла, что не сможет есть вообще. Все щедрые дары прошедшего лета: бакинские помидоры, виноград всевозможных цветов – от желто-белого до почти черного, петрушка, мята, укроп, базилик, кабачки и многое-многое другое, что прежде так вдохновляло Тину, радовало глаз, сейчас попросту отпугивало, казалось чем-то чужеродным в ее черно-сером страшном мире. В итоге
Вытаскивая деньги из банкомата, она вдруг снова поразилась. Юра сказал, что вернет ей половину первоначальной стоимости их квартиры. Противно до рвотных спазмов было думать на эту тему. Во-первых, какой же дурой бессловесной он ее считает – изучил за все эти годы, понятное дело. Уверен, что она пожалеет разменивать любимый ею общий дом. А во-вторых, хорошо, даже если он собирается ей вручить первоначальной стоимости половину. Это же все равно не тыщу рублей вернуть. Это серьезные деньги. И как-то он их собрал за этот год. Тихой сапой собрал. Она складывала все, что ей удавалось заработать, на их общий счет. Он тоже вполне исправно его пополнял. Но о чем-то, весьма существенном, ухитрялся умалчивать. Как же он изменился!
– И кто бы мог подумать, что он на такое способен? – заныл снова писклявый внутренний голос, – Кто бы мог подумать?
– Какая разница, кто мог подумать, а кто не мог? – злобно ответила самой себе Тина, – Главное не в этом. Главное: как теперь жить. Просто: как жить – и все. А ведь много лет еще жить придется! Лет двадцать-тридцать, как минимум. И в сплошном ужасе и тьме. Что ж! Пожила счастливой до сорока пяти лет, а теперь остаток жизни будешь платить слезами за свое предыдущее счастье.
Ей, конечно, не хотелось верить, что так и будет. И вообще – лучше было бы не думать ни о чем: ни о будущем, ни о прошлом. Жить шажок за шажком. Сейчас цель ее жизни: дождаться, когда привезут кровать, матрас, стол и стулья. А потом? Потом – лечь на кровать. А белье, подушки? Ехать за ними в магазин, выбирать. Нет. На это сил нет. Так просто лечь. Все же удобнее, чем просто на полу. А во что переодеться? Хороший вопрос! Даже чтобы постирать в машине, нужен порошок. Чтобы умыться – мыло. И все такое прочее. Без этого – никак! Она заставила себя зайти в супермаркет и купить самое необходимое. Потом потихоньку, мелким старушачьим шагом поковыляла к дому. Старая, страшная, никому не нужная уродина.
Мы-а-мы-а!!!
Как бы она обрадовалась новой мебели! Бы! Хитрая какая частица, говорящая о несбыточном. Еще меньше суток назад она бы обрадовалась… Неужели прошло меньше суток? Не может быть! Целая вечность – вот, сколько прошло времени. А за вечность человек меняется о-го-го как! До полной неузнаваемости. Была хохотушка-молодушка, а стала сирая старушка. По Катиному велению, по Юриному хотению.
Как там Лушка? Хоть бы позвонила! Хоть бы вообще кто-нибудь позвонил! Но телефон молчал. Удивительно – ни одного звонка за полдня – такого у нее никогда не было. Как сговорились все. После того, как ее доставили мебель, в квартире воцарилась гробовая тишина. Тина закинула в стирку все, в чем была, накинула вместо халата все тот же плащ с капюшоном и улеглась на матрас. Удобно! Что еще для счастья надо? Хлеб есть, вода есть, крыша над головой есть. И это основа человеческого довольства. Так всегда говорила мама. А до нее бабушка. А Тина, дура, им не верила. Думала, они это в воспитательных целях твердят. Оказалось, совсем не в воспитательных. А правда – кусок хлеба, стакан воды, кровать для сна и чувство защищенности. То есть – уверенность в том, что жилище твое у тебя никто не отнимет, не выгонит тебя на улицу. Сказал бы Тине днем раньше, что ее могут выгнать из дома на улицу, она бы хохотала до колик. Как это – выгнать на улицу? И человек сам, своими ногами уйдет, когда его станут выгонять? Прям так вот – позвольте вам выйти вон! И он пошел. Ну, не бывает так. Оказалось: еще как бывает. Раз – и пошел. И всем плевать на это. Без всяких шуток. По правде.