До свидания там, наверху
Шрифт:
– Но дезертирство – это не по моему ведомству. Видите ли, мое дело война. Вами, рядовой Майяр, займется военный трибунал.
Альбер забывает о стойке «смирно». Руки, вытянутые по швам, начинают дрожать. Это конец. Всем хорошо известны эти истории с дезертирством, когда парни предпринимали самострел, чтобы избежать отправки на фронт. Всем известен военный трибунал – особенно в семнадцатом году, когда Петэн вернулся, чтобы слегка навести порядок в борделе. Бог весть сколько народу было расстреляно; в случаях с дезертирами трибунал никогда не шел на уступки. Приговоренных к расстрелу было сравнительно немного, но все они благополучно оказались на том свете. И очень скоро. Скорость исполнения наказания являлась частью самого наказания. Жить Альберу остается три дня. В лучшем случае.
Ему следует все объяснить, это же недоразумение. Но лицо Праделя, который буравит его взглядом, не оставляет никаких сомнений. Лейтенант уже во второй раз посылает его на смерть. Можно выжить, будучи погребенным заживо, шансы есть, но представ перед трибуналом…
Пот струится между лопаток, стекает по лбу, мешая смотреть. Дрожь усиливается, и Альбер начинает мочиться, не сходя с места, медленно. Генерал и лейтенант смотрят, как расползается пятно на ширинке Альбера, спускаясь по ногам.
Надо сказать что-нибудь. Альбер ищет слова, ничего не приходит в голову. Генерал вновь переходит в наступление, это как раз то, к чему он привык, будучи генералом.
– Лейтенант д’Олнэ-Прадель удостоверяет, он отчетливо видел, как вы бросились в грязь. Не так ли, Прадель?
– Отчетливо видел, господин генерал. Именно так.
– Так что же, рядовой Майяр?
Альбер не может выдавить из себя ни единого слова, хотя и пытается подыскать ответ. Он бормочет:
– Тут не то…
Генерал хмурит брови:
– Что значит «не то»? Вы участвовали в атаке до самого конца?
– Э-э, нет…
Следовало сказать: «Нет, господин генерал», но в подобной ситуации невозможно учесть все.
– Вы не пошли в атаку, – выкрикивает генерал, барабаня пальцами по столу, – потому что оказались в воронке от снаряда! Так или не так?!
Продолжение разговора будет нелегким. Тем более что генерал снова стучит по столу кулаком.
– Рядовой Майяр, да или нет?!
Лампа, чернильница, бювар подскакивают в унисон.
Взгляд Праделя не отрывается от ног Альбера, вокруг которых на потертом ковре кабинета расползается пятно мочи.
– Да, но…
– Разумеется, да! Лейтенант Прадель вас отлично видел, не так ли, Прадель?
– Отлично видел, господин генерал.
– Но ваша трусость, рядовой Майяр, не увенчалась успехом… – Генерал Морье поднимает карающий палец. – Вы даже чуть не погибли из-за своей трусости! Вы использовали любую возможность, чтобы потянуть время!
В жизни всегда выпадает несколько моментов истины.
Редких, конечно! В жизни рядового Альбера Майяра наступает второй такой момент. В двух словах концентрируется вся его убежденность:
– Это несправедливо.
Отличная фраза, попытка объяснить, генерал Морье мог бы в раздражении смести ее одной левой, но тут… он опускает голову. Похоже, думает. Прадель теперь разглядывает слезу на кончике носа Альбера, тот, застыв навытяжку, не может ее утереть. Капля позорно свешивается, покачивается, удлиняется, не решаясь упасть. Альбер шумно шмыгает носом. Капля дрожит, но не отрывается. Зато шмыганье выводит генерала из оцепенения.
– Однако ваш послужной список вовсе не плох… Не понимаю! – заключает он, с беспомощным видом пожимая плечами. (Что-то происходит, но что?) – Лагерь в Майи, – читает генерал. – Марна… М-да… – Он склоняется над бумагами.
Альберу видны лишь его седые редеющие волосы и отсвечивающая розовым кожа головы.
– Ранен на Сомме… м-да… а еще на Эне! Санитар, м-да, ах…
Он качает головой, как попугай, угодивший под дождь.
Капля на носу Альбера, наконец решив упасть, шлепается на пол, что рождает у него озарение: это все шутка.
Генерал нахально издевается над ним.
Нейроны Альбера выверяют территорию, историю, настоящий момент, ситуацию. Когда генерал поднимает на него глаза, Альбер уже знает все ясно, вывод власти предержащей не становится для него сюрпризом.
– Майяр, я приму во внимание ваши боевые заслуги.
Альбер шмыгает носом. Прадель выдерживает прямое попадание. Он пошел на риск, привлек к делу генерала, это могло сработать. Если бы удалось, то он избавился бы от Альбера – неудобный свидетель. Но дело приняло неудачный оборот – мода на расстрелы прошла. Проигрывать Прадель умеет. Он опускает голову, скрывая нетерпение.
– А в семнадцатом вы, старина, неплохо проявили себя, – вновь вступает генерал. – Но тут…
Он с огорченным видом пожимает плечами. Чувствуется, что в его мозгу все смешалось. Для военного нет ничего хуже, чем конец войны. Ему, генералу Морье, приходится искать решение, ломать голову, но следует признать очевидное: несмотря на то что это явный случай дезертирства, за несколько дней до заключения Перемирия приказ о расстреле оправдать невозможно. Уже не актуально. Никто не допустит этого. Это даже приведет к противоположным результатам.
Жизнь Альбера зависит от сущей малости: его не расстреляют, потому что нынче это уже не в ходу.
– Спасибо, господин генерал! – чеканит Альбер.
Морье воспринимает эти слова фаталистически. Благодарить генерала – в прежние времена практически означало бы оскорбить его, но тут…
Проблема разрешена. Морье уныло машет рукой, какое поражение! Можете идти.
Но тут на Альбера находит. Поди знай, что его укусило. Он только что проскочил в миллиметре от расстрела, и, похоже, ему этого недостаточно.