До встречи с тобой
Шрифт:
Сестра в шоке стояла в прихожей. Она вздрогнула, когда в дверь снова позвонили.
— Не отвечай, — прошипела я.
— Но откуда?..
Я принялась толкать ее вверх по лестнице. Она еле передвигала ноги, как будто во сне.
— Дедушка, не открывай дверь! — крикнула я. — Кому ты говорила? — спросила я, когда мы добрались до площадки. — Кто-то им рассказал. Кто в курсе?
— Мисс Кларк, — женский голос просочился в щель для писем, — дайте мне всего десять минут… Мы понимаем, что это очень щекотливый вопрос. Мы хотели бы узнать вашу часть истории…
— Это значит, что он мертв? — В глазах Лу стояли слезы.
— Нет, это значит, что какая-то сволочь пытается извлечь выгоду из происходящего. — Я на минуту задумалась.
— Кто это был, девочки? — крикнула снизу мать.
— Никто, мама. Просто не открывай дверь.
Я перегнулась через перила. Мама держала кухонное полотенце и вглядывалась в тень за стеклянными панелями передней двери.
— Не открывать дверь?
— Лу… — Я взяла сестру под локоть. — Ты что-нибудь рассказывала Патрику?
Ей не нужно было отвечать. Ее потрясенное лицо говорило само за себя.
— Ладно. Не паникуй. Просто не подходи к двери. Не отвечай на телефон. Не говори им ни слова, ясно?
Маме пришлось несладко. И особенно несладко, когда начал звонить телефон. После пятого звонка мы включили автоответчик, но все равно были вынуждены слушать. Голоса вторгались в нашу маленькую прихожую. Их было четыре или пять, и все твердили одно. Все предлагали Лу возможность рассказать свою часть «истории», как они выражались. Как будто Уилл Трейнор превратился в товар, за который они дрались. Звонил телефон, звонили в дверь. Мы сидели с задернутыми шторами и слушали, как журналисты топчутся у наших ворот, переговариваются и болтают по мобильным телефонам.
Мы словно оказались в осаде. Мама заламывала руки и кричала в щель для писем, чтобы журналисты убирались к черту из нашего сада, куда один из них посмел зайти сквозь ворота. Томас смотрел в окно ванной на втором этаже и интересовался, откуда в нашем саду люди. Четыре или пять раз звонили соседи с вопросами, что происходит. Папа припарковался на Айви-стрит, прокрался домой через задний сад, и мы почти всерьез обсудили замки и кипящее масло.
Затем, поразмыслив еще немного, я позвонила Патрику и спросила, сколько он получил за свой поганый маленький совет. Он чуть замялся, прежде чем все отрицать, и у меня не осталось сомнений.
— Ах ты говнюк! — завопила я. — Я тебе ноги переломаю, марафонец, так что о сто пятьдесят седьмом месте будешь только мечтать!
Лу сидела на кухне и плакала. Не рыдала, а молча заливалась слезами, вытирая щеки ладонью. Я не знала, что ей сказать.
И прекрасно. Мне было что сказать всем остальным.
Все журналисты, кроме одного, убрались к половине восьмого. Не то сдались, не то им надоела манера Томаса кидать кубики «Лего» в щель для писем в ответ на записки. Я попросила Луизу искупать Томаса вместо меня, в основном чтобы вытащить ее с кухни, но еще и потому, что хотела в одиночестве прослушать автоответчик и удалить сообщения от журналистов. Двадцать шесть. Двадцать шесть уродов! И все такие милые, такие понимающие. Некоторые даже предлагали ей деньги.
Даже если предлагали деньги, я методично нажимала «Удалить», несмотря на легкий соблазн узнать сумму. Из ванной доносились голоса Лу и Томаса и плеск — он пикировал и бомбил бэтмобилем шесть дюймов мыльной пены. Только матери знают, что купание, «Лего» и рыбные палочки не позволяют страдать слишком долго. Наконец я открыла последнее сообщение.
— Луиза? Это Камилла Трейнор. Вы не могли бы позвонить мне? Как можно скорее.
Я уставилась на автоответчик. Перемотала назад и повторила сообщение. Затем взбежала наверх и выдернула Томаса из ванны так быстро, что малыш даже не понял, что случилось. Он стоял, плотно завернутый в полотенце, словно мумия, а смущенная Лу, спотыкаясь, уже была на половине лестницы, подталкиваемая мной.
— А если она меня ненавидит?
— По голосу непохоже.
— А если их осадили журналисты? Если они винят меня? — Ее глаза были большими и испуганными. — Если она позвонила, чтобы сказать, что все кончено?
— Ради всего святого, Лу! Соберись хоть раз в жизни! Ты ничего не узнаешь, если не позвонишь. Позвони ей. Просто позвони. Выбора у тебя нет.
Я бегом вернулась в ванную, чтобы освободить Томаса, запихнула его в пижаму и пообещала, что бабушка угостит его печеньем, если он добежит до кухни супер-быстро. Затем выглянула из ванной. Сестра разговаривала в прихожей по телефону.
Она стояла ко мне спиной, приглаживая волосы на затылке. Затем вытянула руку, чтобы не упасть.
— Да, — говорила она. — Понятно. Хорошо. — Затем, после паузы: — Да.
Лу не меньше минуты смотрела себе под ноги, прежде чем положить трубку.
— Ну? — спросила я.
Она подняла глаза, как будто только что меня заметила, и покачала головой:
— Газеты здесь ни при чем. — От потрясения сестра едва ворочала языком. — Она просила меня… умоляла… приехать в Швейцарию. И заказала мне билет на последний рейс сегодня вечером.
26
В других обстоятельствах, полагаю, показалось бы странным, что я, Лу Кларк, девушка, которая на протяжении двадцати лет редко уезжала дальше пары километров от родного города, менее чем за неделю летит в третью страну. Но я собрала вещи со стремительностью стюардессы, взяв только самое необходимое. Трина бегала вокруг и молча подавала все, что, по ее мнению, могло мне понадобиться, а затем мы спустились вниз. На полпути мы остановились. Мама и папа с угрожающим видом стояли в прихожей, как в юности, когда мы пробирались в дом ночью после вечеринки.
— Что происходит? — Мама смотрела на мой чемоданчик.
Трина загородила меня.
— Лу летит в Швейцарию, — сообщила она. — И ей пора выходить. Остался всего один рейс.
Мы уже собирались идти дальше, когда мама шагнула вперед:
— Нет! — Ее губы были непривычно поджаты, руки неуклюже скрещены на груди. — Я серьезно. Я не хочу, чтобы ты в этом участвовала. Если это то, что я думаю, мой ответ — нет.
— Но… — обернувшись на меня, начала Трина.