До второго потопа
Шрифт:
На следующий день к нему пришли Кейтель и Йодль и сообщили, что русские танки пересекли черту города. Для Адольфа это оказалось слишком. Он полностью потерял контроль над собой. Так он еще никогда не бесновался. "Это конец, – пронзительно визжал он. – Все меня покинули. Кругом измена, ложь, продажность, трусость. Все, кончено. Прекрасно. Я остаюсь в Берлине. Я лично возьму на себя руководство обороной столицы третьего рейха. Остальные могут убираться куда хотят. Здесь я и встречу свой конец".
Присутствовавшие пытались его успокоить. Они говорили, что еще есть надежда, если фюрер
Затем Адольф послал за Геббельсом и пригласил его с женой и шестью детьми переехать в бункер из своего сильно пострадавшего от бомбежек дома, расположенного на Вильгельмштрассе. Он надеялся, что хоть этот фанатичный приверженец поддержит его морально. Потом занялся своими бумагами, отобрав те, которые, на его взгляд, следовало уничтожить, и передал одному из своих адъютантов – Юлиусу Шаубу, который вынес их в сад и сжег.
У него тряслась рука, нога и голова, и он, по словам Шауба, продолжал повторять: "Расстрелять их всех!»
Затем пришла телеграмма от Геринга, в которой тот брал власть в свои руки, находясь в Мюнхене.
«Мой фюрер!
Ввиду вашего решения оставаться в крепости Берлин, согласны ли Вы, чтобы я немедленно принял на себя общее руководство рейхом при полной свободе действий в стране и за ее пределами в качестве Вашего заместителя в соответствии с Вашим декретом от 29 июня 1941 года? Если до 10 часов вечера сегодня не последует ответа, я буду считать само собой разумеющимся, что Вы утратили свободу действий и что возникли условия вступления в силу Вашего декрета. Я также буду действовать в высших интересах нашей страны и нашего народа. Вы знаете, какие чувства я питаю к Вам в этот тяжкий час моей жизни. У меня нет слов, чтобы выразить это. Да защитит Вас всевышний, и направит к нам сюда как можно скорее, несмотря ни на что. Верный Вам Герман Геринг.
Эта телеграмма подействовала на Адольфа убийственно. Такого от своего близкого соратника он не ждал. Его снова обуял приступ бешенства, из которого он долго не мог выйти. Он призывал Черного ангела, чтобы тот облегчил его муки, но в его сознании всплывало только уродливое человечье лицо с птичьим клювом, которое весело над ним и смеялось.
Придя в себя, Адольф с подсказки Бормана продиктовал телеграмму, обвинявшую Геринга в совершении "государственной измены", наказанием за которую может быть только смерть, но, учитывая его долгую службу на благо нацистской партии и государства, жизнь ему может быть сохранена, если он немедленно уйдет со всех постов. Ему было предложено ответить односложно – да или нет.
Однако подхалиму Борману и этого оказалось мало. На свой страх и риск он направил в штаб СС в Берхтесгадене радиограмму, приказав немедленно арестовать Геринга за государственную измену. На следующий день, еще до рассвета, второй по положению человек в третьем рейхе, самый наглый и богатый из нацистских бонз, единственный рейхсмаршал в немецкой истории, главнокомандующий ВВС, был арестован эсэсовцами.
24 апреля в бункер по приказу Адольфа прибыли генерал ВВС Риттер фон Грейм и его любовница, летчица-испытатель Ханна Рейч. Над Тиргартеном в их самолет попал снаряд советской зенитки, и генералу раздробило ногу. Они все-таки сумели посадить самолет на аллею парка и пробраться в бункер.
Гитлер сам пришел в операционную, где врач перевязывал рану генерала.
– Вам известно, зачем я вас вызвал?
– Нет, мой фюрер.
– Герман Геринг предал меня и фатерланд, и дезертировал. Он установил за моей спиной контакт с врагом. Его действия нельзя расценить иначе как трусость. Вопреки приказу он бежал в Берхтесгаден, чтобы спасти себя. Оттуда он направил мне непочтительную радиограмму. Это был… – лицо фюрера задергалось, дыхание стало тяжелым и прерывистым. Он неожиданно завизжал:
– Ультиматум! Грубый ультиматум! Теперь ничего не осталось. Ничто меня не миновало. Нет таких измен, такого предательства, которых бы я не испытал. Присяге не верны, честью не дорожат. А теперь еще и это! Ничего не осталось. Нет такого зла, которого бы мне не причинили. Я приказал немедленно арестовать Геринга как предателя рейха. Снял его со всех постов, изгнал из всех организаций. Вот почему я вызвал вас!
После этого он назначил обескураженного генерала, лежавшего на койке, новым главнокомандующим люфтваффе.
В течение последних дней рейха фон Грейм и Ханна Рейч находились в бункере и наблюдали за жизнью безумцев в подземном сумасшедшем доме, а заодно и участвовали в ней.
Ночью 26 апреля после их прибытия русские снаряды начали падать на канцелярию, и доносившиеся сверху глухие звуки взрывов и рушившихся стен только усугубляли напряженность в бункере. Гитлер отвел летчицу в сторону.
– Мой фюрер, почему вы остаетесь здесь? – спросила она. – Почему Германия должна вас лишиться?! Фюрер должен жить, чтобы жила Германия. Этого требует народ.
– Нет, Ханна, – ответил, по ее словам, фюрер. – Если я умру, то умру за честь нашей страны, потому что, как солдат, я должен подчиняться своему же приказу – защищать Берлин до конца. Моя дорогая девочка, я не предполагал, что все так случится. Я твердо верил, что мы сумеем защитить Берлин на берегах Одера… Когда все наши усилия закончились ничем, я ужаснулся сильнее, чем все остальные. Позднее, когда началось окружение города… я посчитал, что, оставаясь в Берлине, подам пример всем наземным войскам, и они придут на выручку городу… Но, моя Ханна, я все еще надеюсь. Армия генерала Венка подходит с юга. Он должен – и сумеет – отогнать русских достаточно далеко, чтобы спасти наш народ. Мы отступим, но будем держаться.