Do you think you know everything about hospitals?
Шрифт:
– …пап, все нормально, - девушка коснулась руки отца, слегка виновато улыбнувшись. – Я тебя поняла. Я в порядке.
Ветра почти не было. Благодаря этому было не так прохладно, как предполагалось с утра, так что Вайолет даже слегка запыхалась – темная курточка, которую отец в шутку называл «рыбацкой», была оснащена какой-то навороченной почти незаметной теплой подкладкой, так что согревала будь здоров как. Мимо пронесся велосипедист, обдав девушку легким потоком холодного воздуха, и чуть не обрызгал из лужи. Колеса резанули по мутной воде, словно круглый нож по пицце, и та орошила и без того мокрый асфальт, оставив на черных ботинках девушки лишь несколько капель. К багажничку была заботливо прицеплена плетеная корзинка
– Присядем? – предложила Вайолет, махнув рукой в сторону пустой и вполне сухой скамейки.
– Почему бы и нет, – улыбнулся в ответ отец.
Вайолет натянула темно-синий капюшон и плотно обхватила еще теплый стаканчик.
– Когда выйдешь отсюда, мы слетаем в Ирландию, куда-нибудь в графство Вестмит. Рыбы наловим. Ты там хорошо впишешься, - Бэн дотронулся до выступающей части капюшона, словно до козырька кепки. Вайолет улыбнулась, но скорее дивясь причудам отца, чем искренне радуясь его словам.
– Обязательно, – она решила все же поддерживать его уверенность на том же высоком уровне.
Некоторое время они молча разглядывали пейзаж: стройные стволы деревьев могут еще и не так привлекать внимание, когда старший из собеседников не может найти подходящих слов, а младшая пытается удержать чертиков своего характера, так яро пытающихся вырваться наружу при каждом неудобном случае. Просто молчать или мило отшучиваться – хорошая тактика, когда не желаешь выболтать тайны своей души.
Бэн иногда поворачивался к дочери, пытаясь изучить ее внешность, как будто за это время она могла кардинально измениться. Из-за капюшона был виден лишь кончик носа, густые темные ресницы и русые волосы, едва колыхаемые от легкого ветерка, и кончики, улетающие назад на плечи куртки. Вайолет поджимала губы, а делала она так либо когда злилась, либо когда глубоко о чем-то задумывалась.
В свою очередь девушка тоже иногда посматривала вбок из-под своего «шатра». Отец выглядел уставшим, совсем замученным. Карие глаза были наполнены печалью и тревогой, и, к огромному разочарованию девушки, даже сильнее, чем так сильно требущейся ей в этот период жизни любовью. Тревога – понятие растяжимое. Можно тревожиться о чем-то чего и сам не понимаешь. Или же сразу обо всем: неоплаченные счета, потерянные ключи от гаража, боязнь испачкать новую рубашку или забыть купить подарок троюродной сестре брата. Не факт, что эта тревога в глазах Бэна была связана с дочерью.
Бэн взлохматил темные жесткие волосы.
– Ты сказал маме? – решила нарушить тишину Вайолет, отдирая верхний слой картона пустого стаканчика.
– Я не могу по телефону, я тебе уже говорил.
– А когда ты скажешь?
– Завтра самолет.
– Завтра?? – Вайолет резко развернулась, согнув одну ногу в коленке и сдернув капюшон с головы. – И когда ты хотел мне сказать?? Сегодня? Завтра утром передать с посыльным письмо?? Или может сову рассчитывал пустить из Флориды?? – внутренние черти проснулись и уже вовсю разжигали пламя самым дорогим сухим горючим.
– Вайолет, я не…
– … что не? Да ты «не», ты всегда «не». Ты хочешь бросить меня здесь одну!
– Вай, милая, я не бросаю. Просто… оставляю на пару… д…дней. К тому же с тобой та медсестра, Инес. Все будет хорошо, ты в клинике, под присмотром, что с тобой случиться?
Вайолет знала что на это ответить, но, уже открыв рот, вовремя сдержалась. Не стоит запускать бомбу снова, если правильный провод
– Извини, я не хотела, просто… голова болит…
– Хей, ничего, ничего. Пойдем, я отведу тебя. Скорее всего погода меняется… – Бэн помог дочери подняться, после чего, крепко обняв ее за плечи, повел обратно к корпусу по мокрому, идеально гладкому асфальту. Стаканчик остался стоять на деревянной скамейке, почти полностью оторванная бумага верхнего слоя еле заметно подрагивала под слабым дуновением ветерка.
***
Бэн наскоро переговорил с Алексом, который жутко спешил на операцию, и поймал Инес. Вайолет, пристроившись на мягкой кушетке, играла с молнией спортивной кофты, изредка поглядывая на стоящего поодаль отца, серьезно выслушивающего медсестру и время от времени сводившего брови. Но как только кто-нибудь из пациентов или же персонала проходил мимо, Вайолет тут же отводила глаза, боясь, как бы отец не подумал, что она подслушивает… что вообще-то было правдой: до ее ушей доходили заумные названия медикаментов, какие-то имена и фамилии, числа, даты. Все это перемешивалось в мыслях, образуя сумбурный ком из потока информации, идущего с левой стороны из уст ее медсестры и отца, и того, что итак само по себе крутилось у нее в голове. Но четче остального вырисовывалась надпись крупным жирным шрифтом «Я ОСТАВЛЯЮ ТЕБЯ НА ПРОИЗВОЛ СУДЬБЫ И КУЧКИ ВРАЧЕЙ». Хотелось зарыдать как тогда в ванной. Вайолет морщила лоб, чувствуя подступающие слезы, и всеми силами старалась думать о хорошем. Как по мановению волшебной палочки, это ее «хорошее» и появилось в проходе за лифтами. Девушка, каким-то образом просто почувствовав, подняла глаза и увидела Тейта, бодро направляющегося в ее сторону. Часть волос примялась за ночь, торча наверх, так что улыбающийся юноша пытался примять их рукой. Вайолет насторожилась и отрицательно закачала головой, губами быстро произнося «Нет, нет, нет». Затем перевела взгляд на отца. Тот договорил с Инес и уже подходил к дочери. Тейт остановился.
– Как твоя голова?
– Хорошо, я… мне дали таблетку, так что скоро должна пройти. – Вайолет пригладила волосы рукавом кофты, сама не зная зачем. Видимо непроизвольно. Отпечаталось в памяти событие секундной давности.
– Хочешь чтобы я остался или…
– Иди. Думаю будет лучше, если ты скорее расскажешь маме. Я не помню наизусть номер тети, а так давно бы уже позвонила, – с долей грусти ответила та.
– Я понимаю, ты злишься на меня, - Бэн присел рядом. – Но войди в мое положение. Я…мы все в такой затруднительной ситуации. Надо все обдумать.
Вайолет лишь кивнула. Бэн полез в карман кожанки.
– Держи. Здесь деньги и листок с экстренными номерами, включая мамину сестру, – психиатр протягивал коричневое потертое подобие косметички, но размером с кошелек.
– Под цвет сумки, – пошутила Вайолет, принимая презент.
– Под цвет сумки, – улыбнулся в ответ отец, радуясь хоть какой-то перемене в ее настроении.
Отец и дочь одновременно поднялись и медленно двинулись в сторону лифтов. Вайолет бросила на Тейта, все еще стоящего на том же самом месте, беглый секундный взгляд из-под ресниц.
– Зачем мне деньги?
– На всякий случай. Они должны быть. Я знаю, ты не такая, не спустишь все на тряпки или косметику. Даже цента на это не потратишь.
– В больнице-то? – весело удивилась Вайолет.
– Инес уверила, что купит все, что тебе потребуется. Она очень милая кстати говоря.
– Ага, точно. Значит алкоголь и табак? – девушка потрясла сумочкой, смеясь глазами.
Бэн засмеялся, нажав еще раз, и без того горевшую красным, кнопку лифта и крепко обнял дочь, целуя ее в волосы. Вайолет уткнулась носом в его плечо. Куртка пахла совсем новой мягкой кожей и фирменным парфюмом магазина Massimo Dutti. Надо же было освежить в памяти домашние воспоминания и закрепить их в памяти.