Доблестная шпага, или Против всех, вопреки всему
Шрифт:
Завидев короля, г-н де Парделан больше не сдерживался. Он бросился вперед и в сопровождении своих друзей устремился навстречу кортежу.
— Помиловать! Помиловать! — кричал он.
Толпа, которая сочувствовала молодости и благородной внешности г-на де ла Герш, присоединилась к возгласам г-на де Парделана.
— Помиловать! Помиловать! — скандировала толпа.
Франц Крес прикусил кулак.
— Негодяй! Ничтожество! — бормотал он, глядя на Магнуса.
И осторожно, надвинув на глаза шляпу, попытался ускользнуть с площади. Но это было не так просто,
Король сделал знак рукой, и площадь, как по волшебству, притихла. Он продвигался вперед, тогда как по-прежнему звучали трубы и раздавалась барабанная дробь. При его приближении каждый отряд разворачивался и присоединялся к кортежу, отчего тот разрастался с каждой минутой.
Когда Густав-Адольф вплотную подъехал к эшафоту, у подножия которого стоял Арман-Луи, он остановился и, сняв шляпу, сказал:
— Господин граф! Перед вами король, вы свободны!
Невообразимый шум поднялся со всех сторон одновременно, и взволнованная, восторженная толпа устремилась вслед за кортежем, увлекая за собой Франца Креса.
Г-ну де ла Герш на миг показалось, что он теряет сознание.
— Сир?! — произнес он.
В лице Густава-Адольфа он узнал графа де Вазаборга, и все другие слова замерли у него на устах.
Король улыбнулся.
— Вашу руку, сударь, — проговорил он. — Я ваш друг: я знаю, что вы сделали в Ла-Рошеле, я знаю, что вы сделали повсюду.
При последних словах, которыми король дал понять, г-ну де ла Герш, что он не забыл ничего в их прежних отношениях, глаза его засверкали так, точно молния отразилась в них. Это был тот молодой король, героический портрет которого рисовал ему Магнус.
Спокойным поклоном Арман-Луи отвечал ему:
— Сир! Его превосходительство господин кардинал де Ришелье, премьер-министр короля Людовика Тринадцатого, поручил мне передать депешу Его величеству шведскому королю, и эта депеша при мне.
26. Партия и реванш
Что же делал барон Жан де Верт, когда в Карлскроне происходили события, полностью разрушившие затейливую стратегию его планов? Он поджидал короля на дороге, по которой ночью должен был проехать Густав-Адольф, покидая войсковой лагерь, и которая вела в Эльфснат.
Он приехал туда на рассвете.
Ни единого облачка пыли не появилось, насколько мог видеть глаз, только несколько крестьян медленно брели по дороге. Жан де Верт сидел под деревом и ждал.
И когда солнце уже поднялось над горизонтом, на дороге ещё никого не было.
«Это странно», — подумал барон.
От нетерпения он принялся ходить туда-сюда. Прошел ещё час, но по-прежнему никаких признаков того, что приближается кавалерийский отряд, и в помине не было.
Наконец показался всадник в королевской ливрее. Жан де Верт побежал ему навстречу и принялся расспрашивать его.
— Сегодня на рассвете король поехал по Карлскронской дороге, — ответил мимоходом гонец.
Известие о том, что Густав-Адольф окажется в Карлскроне в тот же день, когда должны будут казнить г-на де ла Герш, стала для него неожиданностью, которая могла иметь опасные последствия для планов Жана де Верта.
Не теряя ни минуты, он помчался к королевской резиденции.
Жан де Верт был из тех людей, которые не отчаиваются до последнего, даже когда, кажется, уже все потеряно.
Он въехал в Карлскрону в момент, когда королевский кортеж был там. Жан де Верт, увидев Густава-Адольфа, галопом помчался к нему. В любом случае он хотел увидеть то, что должно было произойти: судьба, быть может, давала ему шанс обратить происходящее в свою пользу.
Дважды он пытался приблизиться к королю, учтиво приветствуя его; взгляд Густава-Адольфа показался ему таким холодным, что, несмотря на свою наглость, Жан де Верт не осмелился подойти к нему.
Когда он оказался перед эшафотом и сразу увидел спасенного Армана-Луи, а руку соперника — в руке короля, на мгновение Жан де Верт, — который был не в первом ряду, — потерял всякую надежду. Арман-Луи освобожден — и Адриен теперь не будет принадлежать ему, а Жан де Верт любил её искренне, может, не так, как сам г-н де ла Герш любит её, но с пылом тигра, остервеневшего от запаха близкой добычи, и вовсе обезумевшего, когда её у него отнимали.
Как часто происходит в подобных случаях, любовь его была порождением обостренной гордыни.
И надо же такому случиться, чтобы в один день погибли плоды стольких усилий! Жан де Верт не мог с этим смириться.
В течение нескольких минут, которые недавно казались ему вечностью, г-н де ла Герш, неожиданно вырванный из лап смерти, говорил Густаву-Адольфу о поручении кардинала де Ришелье — о письме для воинственного шведского властителя.
— Ну что ж, господин посол, — сказал король Арману-Луи, — извольте следовать за мной. Я направляюсь в Эльфснаб на смотр пехотного корпуса, набранного там. Вы будете меня туда сопровождать и подарите мне три приятных дня.
От этих нескольких слов короля Жана де Верта прямо-таки затрясло, но он не пропустил ничего. План, на который он решился, а вернее партия, которую он решил сыграть, зависела от ответа г-на де ла Герш.
Арману-Луи хотелось бы теперь помчаться к Адриен, броситься к её ногам, сказать ей, что любит её, что будет любить всегда. Но разве мог он отказаться поехать в Эльфснаб по просьбе короля, только что спасшего его?
— Сир! Я в распоряжении Вашего величества, — сказал он, подавив тяжелый вздох.
Удовлетворением и радостью наполнилась грудь Жана де Верта. Заметив г-на де Парделана, затерявшегося в толпе, он инстинктивно поддался неожиданной идее, только что пришедшей ему в голову.
«Смелей за дело, и мадемуазель де Сувини будет моей!» — подумал он.
И поспешая за г-ном де Парделаном, — в то время как королевский кортеж вместе с г-ном де ла Герш удалялся, — Жан де Верт взял маркиза за руку.
— Ах, господин де Парделан, как я счастлив! — воскликнул он. — Я встречался с королем, я говорил с ним.