Добрая фея, прекрасный рыцарь (сборник)
Шрифт:
Птичка из жёлудя исчезла на следующее утро, и Тим больше нигде не мог её найти. Как не мог найти и картину на чердаке. И сколько бы он ни приставал к родителям, те лишь удивлённо качали головами, уверяя, что в их доме все картины висят на стенах, а не пылятся на чердаке.
Позже Тим расскажет свой Секрет Следену - летом, когда они будут лежать на вершине холма, как когда-то с Робом, и угадывать, на что похожи облака. А на следующий день Следен проведёт Тима в студию своей сестры-художницы и даст в руки краски. И те засияют на холсте - сначала для рассерженной сестры Следена, пришедшей выкинуть маленьких озорников из студии. А потом и для остальных.
А пока иногда, тёмными осенними вечерами, когда дождь монотонно барабанит по крыше и низкие тяжёлые тучи захватили мир, Тим слышит, как Темнота, мягко постукивая когтями по полу, подходит к его кровати. Чувствует, как прогибается под Её тяжестью матрас, когда она садится. И слышит, как Она произносит голосом Робина:
– Спасибо.
Продам кота
Друг попросил присмотреть за котом – бывает же, правда? Вот только почему теперь каждый встречный просит этого котяру продать? И почему, интересно, это пушистое недоразумение ходит только на задних лапах, ест ложкой и презрительно на меня смотрит?
– …В общем, - пытался перекричать его Витя. – Ты же за ним присмотришь?
Вой ввинчивался в уши не хуже соседской дрели. Всё, что я смогла ответить:
– А как его заткнуть?
Витя снова – по-моему, с надеждой – тряхнул «нечто», и тональность сменилось на высокое: «Вя-а-а-а», близкое уже к визгу, но не менее уныло-обречённое.
Морщась, Витя покосился на меня и принялся делать угрожающие рожицы коту. Тот, не впечетляясь, смотрел в пустоту и визжал, как зависший на полуслове фильм. Витя снова – но уже с отчаянием – глянул на меня и, опустив кота на пол, стал что-то шептать ему на ухо. Что-то вроде: «Она же тебя теперь не возьмёт!». Кот снова поменял тональность и орал теперь благим матом – пока я, не выдержав, не сбегала на кухню за стаканом воды. Политый кот, наконец-то, заткнулся – не то от неожиданности, не то заряд у него всё-таки кончился.
Наступила звонкая, напряжённая тишина.
– Вик? – не выдержал Витя. И, заискивающе заглядывая мне в глаза, выдохнул.
– Ну возьми его, а? Всего ж на месяц.
– Сколько?!
– Вик, ты же знаешь, у мамы аллергия на кошек, а сеструха.., - завёл старую песню Витя.
Я не слушала. Я смотрела на мокрого, вздрагивающего кота и не могла оторваться от его разноцветных – зелёный с жёлтым – глаз. В них горела ненависть, самая настоящая и совершенно по-человечески разумная.
– …Вик, он же не всегда такой, он на самом деле милый, пушистый…
– А чего он на меня так смотрит?
Витя осёкся на полуслове – и тоже уставился на кота. Если бы я верила в такие вещи, то могла бы сказать, что между хозяином и котом происходил мысленный разговор, в результате которого кот отвернулся и принялся вылизываться, а Витя повеселел.
– Вик? А помнишь, ты у меня на айфон занимала?
– Кто старое помянет, - начала я, но Витя, прекрасно понимавший, что денег у меня сейчас нет, махнул рукой.
– Можешь не отдавать. Только… ты уж позаботься о моём котике.
«Котик» оторвался от задней лапы и мрачно покосился на меня.
Да уж! Пятнадцать тысяч за «позаботиться»? Нокаут.
– Хорошо, - вздохнула я.
– Я знал, что ты настоящий друг! – сияя, пафосно объявил Витя, а кот, бросив на меня ещё один, на этот раз презрительный, взгляд, вернулся к умыванию.
«Котика» звали – внимание – Вильгельм. К нему прилагался лоток с наполнителем, мисочки с нарисованными на бортиках розочками, мешок «Китекета» и переноска. «Остальное купишь, если понадобится», - сказал напоследок Витя, протянув мне пятитысячную купюру. И в ответ на мой изумлённый взгляд промямлил: «На непредвиденные расходы». Не знала, что коты так дорого обходятся!
«А ему когтеточка не нужна?
– спохватившись, написала я Вите, когда после его ухода кот принялся обходить квартиру, задумчиво обнюхивая углы. – Или мышка-игрушка какая?» Хотя представить, что этот котяра играет с мышкой… У меня не хватало воображения.
«Ни в коем случае! – пришёл ответ. – Никаких мышек! Просто оставь его в покое, он сейчас освоится!»
Кот освоился на ворохе ожидающего глажки чистого белья. И, когда я его оттуда спихивала, сначала утробно рычал, а потом подскочил, как ужаленный – стоило попытаться взять его на руки. Побегав за ним по комнате – кот нервно косился на меня и молотил хвостом – я решила последовать совету Вити и оставить его в покое. Тем более настало время обеда, который следовало ещё приготовить.
Я люблю готовить. Это восхитительно-успокаивающее чувство, когда ты стоишь у плиты и в состоянии, близком к трансу, помешиваешь соус или сыпешь тоненькой струйкой рис… И совершенно в эту идиллию не вписываются два разноцветных глаза, следящие за мной с разделочного столика.
– А ну брысь!
Подскочив не хуже, чем я до этого (но у кота не было в руке горячей сковородки), Вильгельм шмякнулся на пол, огрел меня сердитым взглядом и, гордо подняв хвост трубой, удалился в комнату.
Я осталась – собирать с пола недоделанный плов.
Во время обеда Вильгельм прошествовал на кухню, не спуская с меня презрительного взгляда, взобрался на соседний стул и, подперев морду лапкой, принялся выжидающе на меня смотреть.
– Тоже хочешь? – фыркнула я, чувствуя себя, по меньшей мере, неуютно под его взглядом. – Мечтай.
Градус презрения вырос. Чтобы донести его до меня, Вильгельм принялся урчать. На одной ноте, не прерываясь на вдох.
Я положила вилку.
– Ну-ка сиди тут. Сиди-сиди.
Кот сидел. И даже повернулся, когда я наставила на него камеру – уже предвкушая, как эта рыжая бестия станет звездой Инстаграма… «Будущая звезда» терпеливо дождалась, когда я включу вспышку, настрою чёткость – и в нужный момент долбанула по камере лапой.
Никогда не думала, что я настолько не люблю котов…
***
Вильгельм не ел «Китекет». Ни в каком виде – даже с моей ладони. Даже если упрашивала. Зато с удовольствием поедал жареную картошку с грибами – пока я бегала вокруг, решая, что хуже: если кот помрёт от голода или окочурится от колик.
Витя, узнав про картошку, написал что «котик ещё очень любит пиво». Я подумала, что шутка весьма плоская.
На третий день Вильгельм принялся ходить по квартире на задних лапах. Покачиваясь, уморительно-прямо держа спину. И всё также презрительно глядя на меня.