Добро Пожаловать В Ад
Шрифт:
— И что? — зевнул оперативник.
— Хулиганочка вырисовывается. Показания потерпевших подтверждает комендант общаги, она и звонила.
— А где потерпевшие?
— Дома дрыхнут. Папуасы заявления сами приняли…
Опер чертыхнулся, сгребая со стола чистую бумагу.
— Миша, давай первого…
Сержант вразвалку прошествовал к клетке, где, навалившись на решетку, дремал худощавый парень лет семнадцати в кожаной куртке и надвинутой на глаза драповой кепочке.
— Подъем! — крикнул нарочито громко, пнул по стальным прутьям.
Парнишка подскочил, растирая слипающиеся глаза.
— Турбин, на выход.
— Неправда! — горячо воскликнул Юра, выслушав оперативника, зачитавшего заявления. — Полное вранье! Перевернуто с ног на голову.
— Ты не кипятись, юноша! Разберемся.
— Разбираться надо было в общаге…
— Ты учить меня вздумал? — опер угрожающе поднялся из-за стола, нависая над щуплым подростком. — Отвечай только на вопросы. Фамилия, имя, отчество.
— Турбин Юрий Станиславович.
— Дата рождения.
— Десятого апреля семьдесят пятого года.
— Где родился?
— В Омске.
— Ранее судим?
— Нет.
— Какие твои годы… — буркнул сыщик, ставя точку. — Итак, коротко и по существу.
А что, собственно, было рассказывать? Просидев до закрытия в университетской библиотеке, они появились в общежитии около восьми. Перекусив еще теплыми, купленными у уличной торговки, беляшами с горячим чаем, завалились по кроватям. Руслан читал детективный роман, а он, Юра, просто отдыхал, стараясь не думать ни о чем…
За стеной вовсю шла гулянка. К соседям частенько захаживал Славка Иванов, «золотой студент», как нарекли его на курсе, а по большому счету кутила и мот. Деньги, а папаша щедро спонсировал старания отпрыска, «грызущего» гранит науки, у него не переводились, и большей частью тратились на регулярные попойки.
Магнитофон гремел на полную катушку; казалось, даже стены тряслись и позвякивали стекла. Руслан оторвался от книги, читать стало невозможным, и опустил ноги на пол.
— Опять… — пробурчал он, надевая шлепанцы. — Никакого покоя.
— А что сделаешь? — повернулся к нему Юра. — Если даже комендантша боится замечание сделать.
— Ага… А назавтра очутиться на улице.
У соседей пьяно заржали, покатилась со звоном бутылка.
— Черт знает что! — возмутился Руслан. — Надоело…
Юра достал из-под подушки рулон ваты, слепил заглушки и заткнул уши.
— Во! — поднял он большой палец. — Почти не слышно.
За стеной истошно взвизгнули. Визг перекрыл отборный мат, послышался звук сочной пощечины. Еще раз кто-то тонко завизжал, после чего визг перешел в захлебывающийся девичий плач.
— Не вмешивайся! — посоветовал Юра приятелю, видя, что тот, забросив детектив, пошлепал к двери. — Мы же крайними будем.
Руслан презрительно процедил сквозь зубы.
— Ну и сиди. Я тебя не зову…
Он ушел в коридор; донесся стук в соседнюю дверь.
— Как же, сиди, — проворчал Юра, слезая с кровати и обуваясь. — Чую, влипнем с тобой в историю.
Руслан, заметив вышедшего Турбина, не удивился, точно знал, что иначе и быть не могло, и еще раз постучался. Но музыка ревела столь оглушительно, что в комнате его просто не услышали. Повернувшись спиной к двери, он три или четыре раза с силой пнул ее.
Магнитофон немного приглушили. Внутри затейливо выругались, щелкнул отпираемый замок. На пороге возник по пояс раздетый Стас Милованов, нетрезво уставившись на них.
— Че надо?! — с вызовом спросил он.
Юра вошел вслед за Русланом, надеясь уладить назревающий конфликт миром.
Посреди комнаты стоял стол, заставленный пустыми винными бутылками и закуской. В кресле, под красочным плакатом с изображением Сильвестра Сталлоне, таращился на пыхтящую на диване парочку второй жилец, Гаврилов.
На диване же шла неравная борьба. Заплаканная девица с растрепанными волосами, перемазанная потекшей косметикой, отбивалась от пристававшего Иванова. Подмяв под себя, зажимая лапой рот, толстяк жадно шарил у нее под юбкой. С силой рванул, отбросил на пол белые кружевные трусики.
— Сволочь!.. — давилась слезами девушка. — Скотина!
Руслан шагнул к разрывающемуся магнитофону и дернул провод. Дикий рев, даже отдаленно не напоминающий музыку, оборвался.
— Немедленно прекратить!
Славка ослабил хватку, и девица, воспользовавшись замешательством, выкарабкалась из-под него и забилась в угол.
Отдуваясь и растирая по лбу пот, Иванов взял со стола бутылку «Монастырской избы» и принялся пить из горла. С бульканьем вино проливалось в луженую глотку.
— Пшли прочь! — оторвавшись от бутылки, выдохнул он.
— Зря ты так, — сказал Руслан, краем глаза подмечая, что зашевелились подпитые Славкины дружки. Дело пахло заурядной дракой.
Иванов грохнул об стол опустошенную бутылку и обтер ладонью мокрые отвислые губы.
— Слышь, чурка! — пыхтя, проговорил он. — Че ты приперся! Уматывай, пока не началось! — И прибавил. — В натуре…
Руслан оскорблений сносить не привык. Ни брошенных в запальчивости, ни прошептанных с потаенной ненавистью за спиной. Отец учил: «Хочешь, чтобы люди тебя уважали, научись уважать себя сам». Стоит единожды стерпеть унижение, — и неважно, под каким благовидным соусом, — и скоро перестанешь уважать себя…
Кулаком он достал челюсть обидчика. Бритоголовый толстяк с золотой цепью на шее, неуклюже завалился на стол.