Добро пожаловать в ад

Корита Майкл

Эми молча встала, вышла на кухню и какое-то время спустя вернулась, держа в руках еще две банки пива. Так прошло не меньше часа — мы просто сидели на диване, потягивая пиво, и говорили, говорили о Торе, Тардженте и Джефферсоне. Мы нравилось разговаривать с Эми. Мне это было необходимо. Она успела стать частью моей жизни, тем человеком, который всегда окажется у меня под рукой, если мне понадобится обсудить что-то серьезное, и от которого есть надежда получить совет получше, чем может дать эхо, отражавшееся от стен моей пустой холостяцкой квартирки. Видит бог, я довольствовался этим достаточно долго,

и хотя я бы мог бы и дальше это делать, однако теперь меня это уже не удовлетворяло. Я не столько видел, сколько чувствовал ее возле себя, ощущал ее присутствие настолько ясно, что иной раз мне доставляло немало трудностей сосредоточиться на том, что я говорю, мои мысли упрямо старались свернуть в другую сторону, я то и дело отвлекался, косил глазами на соблазнительный изгиб ее бедра или незаметно втягивал ноздрями аромат ее духов.

Вот и сейчас: она спросила меня о Тардженте, но я перебил ее:

— Кстати, когда ты вчера вечером пыталась втолковать мне, что между нами речь может идти только о дружбе, я был уже на полпути к тому, чтобы поцеловать тебя.

Глаза у Эми стали круглыми.

— Ух ты! Несколько неожиданный поворот темы!

— Извини.

Мы немного помолчали. Потом она спросила:

— На полпути, говоришь?

— Может, даже ближе.

— Проклятье! Если бы я говорила помедленнее… — Эми рассмеялась, но я почувствовал в ее смехе какую-то неловкость.

— Наверное, мне не следовало это говорить, — раскаялся я. — Но ты, казалось, была твердо намерена придерживаться того вывода, к которому пришла, пока я был в Индиане. Впрочем… возможно, ты права.

— Возможно, я права? А я-то решила, что это было твое решение, Линкольн!

— Знаю. Но с каких это пор у тебя вошло в привычку ценить мои интеллектуальные решения? По-моему, у тебя всегда это получалось намного лучше.

Эми открыла было рот, собираясь что-то возразить, потом осеклась и помотала головой.

— Что? — поинтересовался я.

— Да так… интересное совпадение по времени. Вспомни, не успела я обмолвиться, до какой степени меня напрягают наши с тобой, мягко говоря, довольно странные отношения, как тебе тут же приходит в голову попытаться их изменить. Проклятье, знай я только, что из этого хоть что-то выйдет…

— Ну, это вовсе не потому, что ты тогда расстроилась.

— Не хочу спорить с тобой на эту тему, хотя и могла бы.

— Знаю, что могла.

Взгляд Эми стал жестким.

— Итак, получается, ты уже настроился сделать решительный шаг, а потом передумал и отказался от этой мысли, так?

— Да, новость, которую ты мне преподнесла, убила во мне всякое желание даже пытаться.

— Никогда себе этого не прощу.

— Так я тебе и поверил.

— Не веришь? А зря, это чистая правда, Линкольн. Можно сказать, это самое правдивое из всего, что я тебе когда-либо говорила.

На какое-то время в комнате воцарилась тишина, вернее, повисла — такой теплой, уютной, домашней она казалась. Потом я потянулся к ней, подсунул руку ей под шею, притянул Эми к себе и прижался губами к ее губам. Она ответила мне, осторожно, но с едва сдерживаемой страстью, а потом вдруг стала почему-то вырываться. Я не мог понять, что было в ее глазах — счастье или печаль. Возможно, нечто среднее.

— Ну

и кто теперь из нас обманывает другого, Линкольн? — сердито спросила Эми.

Я кивнул.

— Согласен, это действительно нечестно. Я все понимаю, Эми.

Ее лицо было всего в нескольких сантиметрах от моего, так близко, что ее волосы щекотали мне щеку.

— Тогда прекрати.

— Ладно, — согласился я. И снова поцеловал ее. На этот раз она моментально отпрянула в сторону, пробормотав что-то вроде: «Будь ты проклят, Линкольн!», а уже через мгновение мы опять целовались, упав на диван, причем Эми почему-то оказалась сверху. Я чувствовал, какая она легкая, почти невесомая, ее волосы упали мне на лицо.

Пальцы Эми легко скользнули по моим плечам, поднялись вверх, коснулись шеи, и, как только я почувствовал их прикосновение к своей коже, вдруг что-то произошло — точно электрический разряд пробежал по моей спине. Она запустила руки в мои волосы, задев пальцами шишку у меня на затылке, и на мгновение острая боль пронзила меня, внезапно напомнив об Алексе Джефферсоне, Карен и Тардженте, и о том безымянном незнакомце с его угрозами и пистолетом, приставленным к моей голове. А в следующую минуту я уже стаскивал с нее рубашку. Мои руки жадно гладили ее узкую, гладкую спину, и все остальное перестало для меня существовать.

Позже, уже у меня в спальне, она лежала рядом со мной, теплая и уютная, закинув ногу на мое колено, пристроив голову у меня на плече и уткнувшись носом мне в шею. Дыхание Эми было глубоким и ровным, она уже засыпала, а у меня сна не было ни в одном глазу — я лежал на спине, запрокинув голову, и следил, как по потолку стремительно пробегают тени от проносящихся мимо моего дома машин.

— Напомни мне, почему мы никогда не занимались этим раньше, — попросил я.

— Привыкла, понимаешь, жить по правилам, — прошептала она.

Я почувствовал ее горячее дыхание у себя на щеке, а потом она нежно куснула меня за плечо.

Глава 18

Раздался телефонный звонок — его пронзительный, настойчивый звон ударил по нервам, возвращая меня к действительности. Оторвав голову от подушки, я заморгал, потом принялся шарить рукой в темноте, пытаясь отыскать телефон. Эми вздрогнула, но так и не проснулась, спала так, словно впала в зимнюю спячку, твердо намереваясь проваляться так до самой весны. Я кое-как высвободился, перегнулся через нее и достал телефон. Потом сполз с постели и с телефоном в руках вышел в коридор. Протирая глаза, я только-только успел рассмотреть высветившийся на нем номер звонившего, когда телефон пронзительно заверещал в третий раз. Звонили из дома Карен.

Я приложил трубку к уху — и в этот момент мои глаза отыскали висевшие на стене гостиной часы. Десять минут третьего.

— Что случилось, Карен?

— Он позвонил мне, Линкольн. Только что. — Голос у нее был перепуганный, в нем слышались истерические нотки.

— Кто позвонил? — не понял я.

— Тот человек! Который убил моего мужа! Спросил, какую сумму унаследовал Мэтью. Я принялась кричать на него…

— Тише, тише, Карен. Успокойся, — попросил я. Она говорила так быстро, что я мало что мог разобрать.