Добросельцы
Шрифт:
– Хорошо там у него сказано, - задумчиво проговорила Даша, - да только чуть-чуть поздновато. Верно, нельзя молчать, но уже и вчера нельзя было молчать, и позавчера. Оттого у нас и творится всякое, что некоторые очень уж любили молчать.
Иван словно в испуге взглянул на девушку, и его большие, заметно оттопыренные уши покраснели.
– Я не только о тебе говорю, - заметив это, продолжала Даша. - Я и про своего отца это скажу, и про Андреиху. Одни из вас очень уж боялись посмотреть правде в глаза, другие не хотели лишиться спокойного сна, ждали, чтобы кто-то другой пришел и все за них сделал. А зло, если не отрезать ему дорогу, не ждет. Оно подкрадется к каждому и не даст ему сладко спать. Это и мой батька начинает уже понимать, да все еще Михася из города ждет, мне не всегда верит.
– Ну я-то ничего не ждал, - открыто и прямо начал Иван, - и не сказать, чтобы особо боялся. Я просто многого не понимал. Мне казалось, что мое мнение никому не интересно, что все уже давно знают то, что знаю я. Хотя, если по совести, то я не раз говорил тому же Василю, что негоже так выслуживаться перед Мокрутом, что у каждого должно быть самолюбие. Не послушал меня Василь, значит, я плохо говорил.
– Кто его знает, - вздохнув, сказала Даша. - Может, ты плохо говорил, может, Василь плохо слушал. Очень и я за него беспокоюсь. Не знала я его, не понимала. Жил себе секретарь сельсовета, бегал с картонной папочкой по деревням, и думалось, что все идет как надо. А мне еще Володя как-то жаловался на него: матери не слушается, выпивает часто.
Даша нахмурилась при этих словах, опустила голову, и Иван, словно почуяв, что на нее могут найти горькие воспоминания, попытался направить разговор в более веселое русло.
– На днях был у меня Семен Козырек, - сдержанно улыбнувшись, заговорил он. - Хохотал тут, вспоминая, как Мокрут с Василем у него младенца записывали. Проведали, что хозяин зарезал теленка в честь новорожденного, явились с папкой, с бланками. Выпили, известное дело, в охотку, закусили, а через день "обнаружили", что будто бы не те бланки заполнили. Опять пришли, опять выпили, закусили...
– И Тихоня с ними? - немного оживившись, спросила Даша.
– Нет, - покачал головой Иван, - Тихоня только первый раз был, а больше не пошел. Наш финагент его заменил. У этого нюх что надо.
– А где же сегодня Мокрут? - вдруг оглянулась на входную дверь Даша. Или он так рано в сельсовете не бывает?
– Иногда бывает, - сказал Иван, - но сегодня, видно, поехал зачем-то в район. Собирался вчера, гонял тут финагента.
– Слушай, Иван! - Даша встала, хотела было пройтись по комнатке, но тут нельзя было ступить и двух шагов: огромный стол и две табуретки занимали всю площадь. - Мне пора идти, а я еще о главном у тебя не спросила. Скажи, ты заходил после этого происшествия к Печкам, виделся с Василем?
– Каждый день заходил, - поспешно ответил Иван. - Вот и вчера был, даже помогал Аксинье собирать его в больницу.
– А я и не знала, что Василь в больнице. Только вот недавно услышала.
– Ты заходила туда? - только сейчас, видимо, догадавшись, что так рано привело Дашу в Червонные Маки, живо спросил Иван. - Что тебе сказали?
– Что сказали? Просто не пустили в дом, - глухо произнесла Даша. Потом села на табуретку и заплакала. Вздрагивали ее опущенные плечи и руки, крест-накрест сложенные над головою, дрожала вышитая голубыми петушками варежка, которую девушка держала в руке. Иван смотрел на Дашу и не знал, что сказать, как ее утешить. Он понимал ее состояние, понимал сложность и запутанность положения, в котором она оказалась, но не мог в эту минуту найти нужные слова, спасительное решение. Мать Василя, конечно, погорячилась, не пустив ее в дом. Обидела и жестоко оскорбила девушку, которая скорее всего будет ее невесткой. Мать напишет Володе, изложит все так, как сама понимает. И Володя, не зная, как и что было, может поверить матери. А Даша любит Володю. Крепко любит и ждет. Это, так сказать, один оборот дела. А возможен и другой: если все так оставить, если Василь промолчит, другие промолчат, то Мокрут обвинит Дашу в покушении на жизнь человека и таким образом опять выйдет победителем.
– К ней Мокрут заходил? - тихо спросил Иван. - Не говорила она?
– Заходил, - вытирая варежкой слезы, ответила девушка. - От него все и пошло.
– Знаешь что? - воспрянул вдруг духом Иван. - Пойдем-ка к ней с тобой вместе. Меня она не посмеет не пустить. Я передам ей, что мне говорил Василь еще до того, как впал в горячку, расскажу, что другие хлопцы говорили. Пошли!
– Нет, я уж не пойду, - раздумчиво ответила Даша, - мне неловко. А ты, Иван, сходи, очень тебя прошу. И не только сегодня, а каждый день заходи тебе тут ближе. Надо помочь тетке Аксинье, старенькая она уже, слабая и осталась совсем одна. У нее даже колодец не прочищен, ходит, бедная, к соседям по воду.
– Непременно все сделаю, - твердо пообещал Иван. В глазах у него светилась радость от того, что у Даши хоть немного отлегло от сердца. - Я расскажу Аксинье всю правду, я сумею ее убедить. И помогать ей буду каждый день. Я всем расскажу правду, не одной Аксинье!
Выйдя из сельсовета, Даша заторопилась: она уже твердо решила, что сегодня же сходит в районную больницу. Надо вот только побывать дома да утрясти кое-что на ферме. Все ее мысли были о Василе: как она с ним встретится, как заговорит, может быть, попросит, чтобы он сам написал Володе. Если не сейчас, то когда поправится. Шла серединой улицы и не очень-то смотрела по сторонам. Вдруг услыхала вроде бы знакомый голос:
– Добрый день вам, доченька!
Повернула голову и увидела на тропке у забора бабульку: та, оперевшись на посошок, приветливо смотрела на нее и кивала головой - кланялась.
– Здравствуйте! - ответила Даша, узнав бабульку, которая не так давно была в сельсовете, и подошла к ней. - Куда же это вы с утра пораньше?
– Да в сельсовет, милая, - поспешила с ответом та. И голос, и выражение старческого, слегка подмоложенного морозом личика были такими добрыми, такими умиленными, словно она повстречала родного человека. - Наказали, чтоб зашла. Спасибо вам, доченька, что заступились за меня тогда и что наведались на наш поселок. Сняли с меня тот налог да вот и лесу, спасибо им, дали, хату подлатать. А то ж хата у нас, сами вы видели: подруба сгнили, а под окнами только ткни пальцем... А потолок да пол... А крыша...
– Видела я, все видела, - улыбнувшись, заверила Даша. - Потому и написала в райисполком, чтобы вам отпустили леса. Вот еще помочь бы вам его вывезти. Я поговорю с вашим председателем колхоза.
– Спасибо вам, спасибо, - зачастила бабулька, закивала головой. - Дай вам бог...
– Не за что благодарить, - даже смутилась Даша. - Я рада, что удалось хоть немного помочь. На то меня люди и выбирали.
– Спасибо вам, - еще раз повторила бабулька. - А куда ж вы это так спешили? Домой?
– Ага, домой, - ответила Даша. - А потом еще в район сегодня пойду.
– Тогда не буду больше у вас время отнимать, - отступила к забору бабулька. - Идите на здоровьечко. Передайте поклон вашему отцу, Митрофану. Он должен помнить меня, ведь когда-то, когда молодыми были... А может, Настулю увидите, жену покойного Андрея, так и ей передайте поклон. Это ж ее мужик покойный и мой, царство ему небесное, были когда-то сватами. И сыны наши вместе служили. А если Платона доведется встретить, то это же крестный моего покойного Миколы, старшего сына. А если...