Добровольная зависимость
Шрифт:
Едва сдержав крик ужаса, я закрыла ладонью рот... и вдруг поняла, что всё это время выдумывала совершенно невероятные вещи. Его глаз был абсолютно цел, но верхнее веко пересекала яркая полоса, словно кто-то пытался сделать на коже надрез. Его зашивали, я видела тонкие нити, продетые через кожу. Участок же кожи вокруг глаза покраснел от натёртости ткани.
— Что с вами случилось? — спросила я, поражённо глядя на него. — Кто это сделал?
Он закрыл
— Это моё прошлое пыталось лишить меня зрения, — сказал он, снова глядя на меня. — Оно наказывало меня за грехи.
— Ваше прошлое?
Я не поняла его слов, зато по его дальнейшим действиям поняла, что должно было вскоре произойти. Это было неизбежно, как оказалось, ничто не могло бы предотвратить события той ночи.
Очень медленно он приблизился ко мне, гипнотизируя своим пристальным взглядом, таким диким и безумным из-за увечья, что я невольно попятилась назад. Но его сильные руки парой резких движений опрокинули меня на спину, и через мгновение я уже была прижата его телом к кровати.
— Невероятно красивые губы! Как же можно обделять их поцелуями? — прошептал он в паре дюймов от моего лица. — Однако, больше всего меня интересуют губы, скрытые под этим одеянием. Я хочу на них посмотреть. Но сначала... закрой-ка глаза...
Я подчинилась, и в ту ночь я делала всё, чего бы он ни попросил. Уже позже я осознала, почему вела себя так, а не иначе: не было никакого смысла в криках и сопротивлении, я никогда в жизни не устраивала истерик, и тогда не собиралась. Его неторопливые действия были знаком того, что, пусть он и не любил меня, зато уважал, как женщину, и никогда бы не сделал мне больно.
Когда его губы касались моих, а горячее дыхание опаляло кожу, я привыкала к новому ощущению разделения этого долгожданного момента — соединения двух тел. Его нежность, проявленная ко мне, поначалу обескураживала, но, по мере того, какими настойчивыми становились его губы и язык, я обнаруживала в себе скрытую где-то в глубине души потребность к ласкам.
Его длинные пальцы пробрались под мою сорочку и очень медленно, с самой искусной осторожностью принялись гладить чувствительную кожу. Всё ниже и ниже. Грудь, живот, бёдра... Я превратилась в живую безвольную куклу под ним, которая стонала от каждого прикосновения. Мне казалось, что жар его тела, тяжёлого и твёрдого, передался и мне; мы могли бы спалить не только простыни, но и саму постель.
Единственный момент напряжения, когда я мимолётно решила, что могу просто умереть, наступил, стоило его пальцам коснуться меня между ног. А я даже не заметила, как до этого он достаточно высоко задрал ночную сорочку и развёл мои колени в стороны! Меня затрясло от ощущения вторжения его пальцев, я едва могла дышать и тем
Возможно, всё могло бы быть иначе: я бы напряглась, возмутилась или разозлилась из-за того, что муж делал со мной... Всё могло бы быть по-другому, если бы в какой-то момент я не услышала, как он застонал, терзая мои губы: более прекрасного и возбуждающего звука я не слышала никогда прежде. Его мягкий, пронизанный чувственностью голос проник в меня, в саму мою душу, как его пальцы, что ласкали мою плоть в тот момент, подготавливая к большему.
Это случилось, когда он поцеловал меня куда-то в область шеи. Я почувствовала его губы, и горячий, влажный язык, и даже зубы на своей коже, и вот тогда невообразимой силы боль подтолкнула меня... Боль, которую я испытала впервые в жизни, я не могла стерпеть, и громко закричала, вытянув шею и выгнув спину. Только позже я узнала, что у этой боли было иное название. Ни в одной из прочитанных мною книг не описывалось подобное! Оргазм, или наслаждение, или желание, что бы это ни было — но мой муж сделал так, что я навсегда запомнила этот первый момент, когда буквально воспарила, освободившись из своей бесполой оболочки.
Он не переставал целовать меня даже после того, как я успокоилась. Меня будто бы выпотрошили и жестоко оставили умирать; с этими мыслями вернулись и стыд, и смущение. А поцелуи становились всё настойчивей и крепче. Я же наоборот — онемела, не в силах даже поднять рук. Когда муж сел на колени между моих разведённых в стороны ног и стал стягивать с себя брюки, я зажмурилась и отвернулась, так и не успев ничего разглядеть.
Его влажные, растрёпанные волосы коснулись моей щеки, когда он склонился надо мной, опираясь на руки, так что я почти не ощущала всей тяжести его тела. Но я задрожала от страха и неизвестности, потому что уже почувствовала, как его твёрдая плоть коснулась моего бедра. В ответ на мой отчаянный стон и попытку увернуться, Готье прижался губами к моему уху и горячо прошептал:
— Тише, тише, и не двигайся, ma belle fille...
Страшно было осознание того, что моё тело так мягко принимало его; это были странные ощущения слияния с его плотью, большой и твёрдой, и совершенно отличались от того, что подарили мне его пальцы всего несколько минут назад. Готье не спешил, двигался плавно и медленно; я лежала тихо и слушала его глухие стоны напротив своего лица. И когда резкая, колючая боль сковала мои бёдра, я прикусила губу, чтобы не закричать; в тот же момент мой муж издал совершенно неприличный стон, резко дёрнулся и моментально затих.
Прошло совсем немного времени, когда я, наконец, открыла глаза; оказалось, что я инстинктивно сжала плечи мужа и даже расцарапала кожу на его спине; Готье тяжело дышал, лежа на мне, почти не двигался и бездумно гладил рукой моё колено.
— Et maintenant vous savez ce qu'il est...
— Что? — вздохнула я с трудом, сжимаясь от ощущения чего-то липкого на своей коже.