Добудь Победу, солдат!

Абенов Сергей

Когда пошли танки, артиллерия противника перенесла огонь на остров Спорный, где стояли наши батареи, и на здание школы тоже. Первые залпы горинского артдивизиона накрыли голову колонны, и два танка остановились, а третий задымил, кружась на месте. Из новой волны бомбардировщиков отделилась пятерка «Юнкерсов-87» и с душераздирающим воем упала в пике на школу. Две бомбы упали в дальнем крыле здания и одна ближе, казалось, школа рассыплется от такого удара, но она выдержала, а на них зашла еще одна пятерка. Когда танки откатились, опять начался артобстрел по всему фронту и сверху падали бомбы, но это была передышка, и Камал с Ольгой спустились на первый этаж – там было безопасней.

После того как отбили третью атаку, был

особенно сильный обстрел, затем немцы снова пустили танки и Арбенов насчитал тридцать танков, а справа, на поселок Рын'oк, они бросили еще двадцать. Артиллерия хорошо работала, но танков было слишком много, и в Рынке их остановили, но они маневрировали вдоль линии обороны и били по нашим позициям. Здесь, на западной окраине Спартановки немцам удалось прорвать оборону, и впереди танкового клина они пустили восемь самоходных орудий. Они были квадратные, с толстой лобовой броней и короткими орудийными стволами, и вся эта стальная армада неумолимо двигались прямиком к школе, на ходу ведя стрельбу. Пятерка за пятеркой заходили на школу «Юнкерсы», танки и самоходки уже пристрелялись, и здание сотрясалось, готовое обрушиться. В этом неистовом грохоте Ольга, передавая команды, не слышала своего голоса и поэтому старалась кричать сильнее, но там ее не слышали и тоже в ответ что-то кричали. Старшина Арбенов, видя, что артиллерия замолчала, выхватил у Ольги наушники и, тоже оглохший, кричал Горину, прося огня, а тот отвечал, что стволы накалились, орудия вот-вот выйдут из строя. Хотя бы два залпа бронебойными, и четыре фугасными, просил Арбенов. Ладно, отвечал Горин, будет два, а потом четыре фугасными, и потом закричал, услышав координаты:

– Ястреб, это же твои координаты!

– Давай капитан! Времени нет! – ответил старшина и бросился к окну. Дождался, когда упадет первый снаряд и крикнул Ольге: – Уходим. Он подхватил рацию, и они бросились вниз, и уже не видели, как в землю рядом с первой самоходкой зарылся фугас и, взорвавшись в земле, перевернул ее.

Они спустились в подвал, где старшина стал складывать за пазуху бутылки с зажигательной смесью «КС» и Ольга спросила:

– Почему мы уходим? Мы же можем стрелять по ним!

– Они все танки бросили на этот участок, – сказал Арбенов – там кругом наши, а по своим бить мы не можем.

Когда они выбрались из здания в траншею, он приказал ей отнести рацию в блиндаж.

– Туда! – он показал рукой. – Повернешь налево, помнишь, где наш блиндаж? Сиди и жди там, береги рацию!

Глава 5

До оврага было недалеко, и дорога была уже знакома ей. Она вошла в блиндаж, поставила рацию в угол, и присела к столу. Она решила, что сидеть и ждать неизвестно чего будет неправильно, но что делать и куда бежать, не знала. Ощущение брошенности и ненужности было знакомо ей, и теперь оно было особенно острым.

В тридцать седьмом, в самом начале учебного года они в школе собрали волейбольную команду, потому что к празднику двадцатилетия Великой октябрьской революции должны были проводиться областные соревнования по командным видам спорта. Капитаном команды был девятиклассник Толик Бурмистров, спортсмен и очень красивый парень, и он все время подсказывал Ольге, как лучше принять передачу или как сделать пас. Тебе не хватает прыгучести, сказал он ей, поработай над этим. Ей нравилось быть в команде, быть нужной, выбирать позицию и знать, что и другие действуют также и твой правильный выбор облегчает им задачу, и, следя за мячом, предугадывать действия своих соратников и работать на общий интерес. Команда быстро сыгралась, и они обыграли десятый «Б», у которых были одни мальчики, и завоевали право представлять школу на областных соревнованиях.

Она тогда жила только этим, рассказывала маме в подробностях, как проходят тренировки, а та насмешливо улыбалась – ну какая из тебя волейболистка? Потом произошла катастрофа, потому что за неделю до соревнований Толик отозвал ее в сторонку, когда она пришла в спортзал, и сказал, что принято решение, а кем принято, не сказал, и так было ясно, что принято им. Принято решение, что ты Максименко – у тебя не хватает прыгучести, будешь в запасе. В команде нужны мальчики, иначе даже на второе место рассчитывать нельзя. Она, конечно, возмутилась и обиделась и ушла из спортзала, и на улице встретила свою лучшую подругу, Наташку Лаврову. Она высказала ей свою беду, а та, улыбаясь, сказала, что Толик взял в команду ее, потому что она прыгучая. Мама, когда Ольга рассказала ей об этом, резюмировала – бесхарактерная ты у меня, и Ольга решила, что лучше ни с кем не делиться своими мыслями, а характер у меня папин, и если бы он был жив, то все было бы по-другому.

Вот такая произошла катастрофа в восьмом классе, и она ушла из команды, и когда они взяли третье место, она позлорадствовала, но тут же устыдилась этого, и все-таки она считала, что с ней команда взяла бы, если не первое, то второе место точно. Тогда Ольга ушла в легкую атлетику. Но то ощущение предательства не исчезло, осталось где-то внутри, и теперь оно снова пришло, и она сказала громко – Сволочи! – взяла свою санитарную сумку, и вышла наружу.

Еще плохо ориентируясь, она вспомнила слова Саньки и побежала в левую траншею, туда, где гуще была перестрелка. Стрельба была уже рядом, совсем близко, когда она наткнулась на первого своего раненого – боец сидел на дне траншеи, зажимая обеими руками окровавленный бок, и раскачивался от боли из стороны в сторону. Ольга действовала четко, работа ей была хорошо знакома – разрезать одежду, обработать рану, наложить тампон, бинт. Она справилась быстро и спросила раненого:

– Идти можешь? Он кивнул, и она помогла ему подняться, показала рукой вдоль траншеи – туда, к Волге, и побежала дальше.

Увидела еще одного солдата, который сидел, опустив рыжую голову в колени и Ольга, наклонившись, спросила:

– Ты ранен? – боец, подняв глаза, смотрел на нее тупо и растерянно, она узнала его, это был тот самый долговязый, с баржи. Она разозлилась от этого беспомощного взгляда и заорала на него:

– Ты что сидишь? Ты что тут расселся? Звать тебя как?

– Дура! – ответил солдат зло. – Дура! Беги отсюда! Нас всех убьют! Они нас всех убьют!

В грохоте боя она вдруг явственно расслышала зловещий шелест пролетевшего над головой снаряда и увидела впереди яркую, белую вспышку и облако желто-серого дыма. Побежала туда, потому что ей показалось, что кто-то там закричал, и увидела на дне траншеи человека – левой руки у него не было, вместо плеча кровавое месиво и левая сторона головы была в крови, а в правой руке была зажата граната, и ей показалось, что человек улыбается.

Но тут сзади что-то лопнуло беззвучно, и тугая волна швырнула ее вперед. Она чувствовала, что летит и воздух был плотный, как вода, и она слышала шелест, с которым рассекало ее тело этот горячий воздух. Она летела долго и, когда упала, ничего уже не слышала, только чувствовала, как стучат по спине комья земли. Ольга с трудом поднялась на четвереньки, слух стал возвращаться, и она оглянулась.

Солнце уже было на западе, и в его свете она увидела черный силуэт идущего к ней по траншее человека, лицо его было в тени, и она подумала, что это тот рыжий. Человек был уже близко, и она разглядела сначала немецкую каску на его голове, опустила взгляд и увидела сапоги с короткими, широкими голенищами. Она подняла голову и теперь разглядела лицо человека, широкое и грязное, с мясистым носом и маленькими глазами. Маленькие, бесцветные глазки смеялись и толстая нижняя губа, противно-мокрая, подергивалась, и немец что-то прокричал весело, но Ольга не разобрала его слов. Она хотела встать, но ноги не слушались, она их совсем не чувствовала, и, опершись на руки, отползла назад.