Добыча. Всемирная история борьбы за нефть, деньги и власть
Шрифт:
Для голландцев „Стандард ойл“ могла казаться вселяющим ужас конкурентом. Но в „Стандард“, со своей стороны, испытывали уважение к бесстрашной голландской компании. На агентов „Стандард“ большое впечатление произвело все, от методов руководства Кесслера до новой системы сбыта „Ройял Датч“. „За всю историю нефтяного бизнеса, – писали они в отчете, – не было ничего столь феноменального, как успех и стремительный рост компании „Ройял Датч“. Когда представители „Стандард ойл“ прощались с менеджерами „Ройял Датч“ на Суматре, то в их прощании было что-то грустное. „Как было бы жаль, если бы два таких крупных концерна, как вы и мы, не объединились“, – сказал один из них.
Ситуация еще более осложнилась, когда стало ясно, что синдикат Сэмюеля также с жадностью наблюдает за „Ройял Датч“. В конце 1896 и начале 1897 года между двумя группами велись интенсивные переговоры. Но их цели были совершенно различны. „Ройял Датч“ добивалась заключения соглашения о разделе
В „Стандард ойл“ знали об этих переговорах и не могли быть уверены, что в результате против их компании не будет организован какой-либо мощный альянс. Один из руководителей компании предупреждал: „С каждым днем ситуация становится все более серьезной и опасной. Если нам в скором времени не удастсяустановить контроль над ней, то это сделают русские, Ротшильды или кто-либо другой“. „Стандард“ уже предпринимала неудачные попытки приобрести компании Людвига Нобеля и Маркуса Сэмюеля. Теперь, летом 1897 года, У. X. Либби, главный представитель „Стандард ойл“ на зарубежных рынках, вручил Кесслеру и „Ройял Датч“ официальное предложение о покупке. Капитал „Ройял Датч“ подлежал увеличению в четыре раза, а „Стандард ойл“ приобретала дополнительные акции. Либби подчеркнул, что „Стандард ойл“ совершенно не намеревается включать „Ройял Датч“ „в состав своей державы“. Ее цели, убеждал он Кесслера, скромны: „лишь поиск объекта выгодных капиталовложений“. Кесслер едва ли верил в искренность обещаний Либби. По настоятельной рекомендации Кесслера правление „Ройял Датч“ отвергло предложение.
Разочарованная „Стандард ойл“ начала переговоры о приобретении еще одной концессии в Голландской Ост-Индии, но своевременное вмешательство голландского правительства и „Ройял Датч“ помешало ей сделать это. „Голландские препятствия почти всегда самые трудные в мире для американцев, – заявил высокопоставленный сотрудник „Стандард ойл“, – потому что американцы всегда торопятся, а голландцы – никогда“. Тем не менее „Ройял Датч“ не чувствовала себя в безопасности. Ее директоры и менеджеры знали, как „Стандард ойл“ действовала в Америке – тайком скупая акции сопротивлявшихся компаний, а затем выводя их из обращения. Для предотвращения подобных уловок директоры „Ройял Датч“ создали особый класс привилегированных акций, держатели которых контролировали правление компании. Чтобы еще более затруднить приобретение, допуск в состав держателей этих акций осуществлялся только по особому приглашению. Один из агентов „Стандард“ печально сообщал, что „Ройял Датч“ никогда не объединится с американской компанией. По его словам, не только „сентиментальный барьер“ со стороны голландцев блокировал эту возможность, но также и соображения практического свойства. Менеджерам „Ройял Датч“ очень нравилось получать по 15 процентов от прибыли компании.
ГЛАВА 4. „НОВЫЙ ВЕК“
„Старый дом“ – такое прозвище дали независимые нефтяники „Стандард ойл“. Компания возвышалась как огромное величественное здание на нефтяной карте США, покрывая все своей тенью. В то время как за рубежом „Старый дом“ сталкивался с конкуренцией, в Соединенных Штатах он добился полной покорности; казалось неизбежным, что „Стандард“ в конце концов будет владеть всем и контролировать все. Однако на протяжении девяностых годов и первого десятилетия нового века господству „Старого дома“ был брошен серьезный вызов. Рыночная конъюнктура нефтяной индустрии находилась на пороге больших перемен. Почти в то же самое время и в географии нефтедобычи в Соединенных Штатах также произошли резкие перемены – появились новые американские конкуренты, бросившие вызов господству „Стандард“. Не только мир, но и сами Соединенные Штаты становились слишком велики даже для „Стандард ойл“
В конце девятнадцатого столетия спрос на искусственное освещение удовлетворялся преимущественно керосином, газом и свечами, если он вообще каким-либо образом удовлетворялся. Газ получался в результате переработки угля с помощью подручных средств или добывался на месторождениях природного газа и транспортировался к месту потребления. У всех этих трех источников света – керосина, газа и свечей – были серьезные недостатки: они коптили и нагревались, они поглощали кислород; и, кроме того, всегда существовала опасность возгорания. Именно поэтому многие здания, в том числе Гор-Холл и библиотека Гарвардского колледжа, не освещались совсем.
Господству керосина, газа и свечей оставалось совсем мало времени. Изобретатель Томас Алва Эдисон, среди крупнейших изобретений которого были мимеограф, биржевой телеграф, фонограф, зарядные батарейки и движущиеся изображения, обратился к проблеме электрического освещения в 1877 году. В течение следующих двух лет он создал лампу накаливания. Для него изобретательство было не хобби, а бизнесом. „Нам нужно разрабатывать вещи, имеющие коммерческую ценность – вот для чего эта лаборатория была создана, – написал он однажды. – Мы не можем поступать как старый немецкий профессор, который, пока у него был черный хлеб и пиво, мог потратить всю жизнь на то, чтобы изучать пушок на брюшке пчелы!“ Эдисон сразу же занялся проблемой коммерциализации своего очередного изобретения и в результате создал электроэнергетику как отрасль. До мельчайших подробностей он разработал систему цен за пользование электроэнергией с тем, чтобы повысить ее конкурентоспособность – и эта цена точно соответствовала плате за газ в городе, то есть 2, 25 доллара за тысячу кубических футов. Он построил демонстрационный макет в Нижнем Манхэттэне, в состав которого входил и Уолл-Стрит. В 1882 году, стоя в офисе банкира Дж. П. Моргана, он нажал рубильник, который привел в действие электростанцию, ознаменовав тем самым не просто создание новой индустрии, но и новой энергии, которой было суждено изменить мир. Электрический свет был ярче, от пользователя не требовалось никаких забот, и было очень трудно удержаться от использования его там, где это было возможно. К 1885 году использовалось 250 тысяч электрических лампочек, а к 1902 году – уже 18 миллионов. „Новые светильники“ работали теперь на электроэнергии, а не на керосине. Природный газ теперь использовался лишь для отопления и приготовления пищи, тогда как рынок керосина Соединенных Штатов, важнейший в нефтяном бизнесе, сужался и все больше ограничивался сельскими районами Америки.
Новое изобретение также быстро распространилось и в Европе. В 1882 году система электрического освещения была установлена на станции лондонского метро Холборн-Вайэдакт. Электричество и электроэнергетика настолько быстро распространились в Берлине, что этот город стали называть Электрополис. Внедрение электричества в Лондоне носило менее упорядоченный характер. В начале двадцатого столетия Лондон обслуживался шестьюдесятью пятью различными электрическими компаниями коммунального хозяйства. „Лондонцы, которые могли позволить себе электричество, разогревали себе поутру тосты, используя электроэнергию, поставляемую одним поставщиком, освещали свои офисы электроэнергией от другого, посещали партнеров, офис которых находится в соседнем здании, энергия для которого поставлялась третьей компанией, а шли домой по улицам, за освещение которых отвечал уже совершенно другой поставщик“.
Тем, кто пользовался электричеством, оно давало большие удобства. Но его быстрое развитие представляло собой серьезную угрозу нефтяной индустрии и, в особенности „Старому дому“. Какое будущее могло ожидать „Стандард ойл“, вложившую огромные деньги в нефтедобычу, нефтеперерабатывающие предприятия, трубопроводы, нефтехранилища и сеть распространения, если она потеряла бы свой основной рынок, а именно осветительные системы2?
Однако, тогда как один рынок был на грани исчезновения, другой только появлялся – а это были „самодвижущиеся экипажи“, известные также под названием автомобиль. Некоторые из этих экипажей передвигались с помощью двигателя внутреннего сгорания, в котором направленный взрыв бензина преобразовывался в движущую силу. Это было шумное, небезопасное и столь же ненадежное средство передвижения, но экипажи на двигателях внутреннего сгорания завоевали признание в Европе после пробега Париж – Бордо – Париж в 1895 году, в ходе которого была достигнута замечательная по тем временам скорость в пятнадцатьмиль в час. На следующий год в Наррагэнсетте, штат Род-Айленд, были проведены первые автомобильные гонки на специальном треке. Они были столь медленны и скучны, что уже тогда впервые послышался крик: „Садитесь на лошадь!“
Тем не менее в Соединенных Штатах, а также и в Европе, самодвижущийся экипаж сразу же завладел умами предприимчивых изобретателей. Одним из них был главный инженер „Эдисон Иллуминэйтинг Компани“ из Детройта, который бросил работу, чтобы заняться проектированием, производством и сбытом приводимого в движение бензином экипажа, который он назвал собственным именем – “Форд“. Первый автомобиль Генри Форда был продан одному человеку, который в свою очередь перепродал его другому, некоему Э. У. Холлу, который признался Форду, что „заболел лихорадкой самодвижущегося экипажа“. Холл заслужил себе почетное место в сердцах всех последующих автомобилистов как первый зарегистрированный покупатель подержанного автомобиля.