Дочь Атланта
Шрифт:
Саша Смирнов секунды не мог усидеть не месте - прыгал, бегал, ел на ходу, отвечал на лету. "Три дровосека за тринадцать дней..." - начал я задачу, но Саша уже искал что-то под столом. Мне дали знак, чтобы я продолжал, не обращая внимания. Я заученно отрапортовал, - сколько деревьев имел каждый на ежедневном счету, когда вдруг первый, а через два дня второй по неизвестным причинам прекратил работу... (В это время кот выскочил из-под стола и кинулся за печку, Саша за ним). Я перевел дух и заключил каверзную задачу вопросом: за сколько мог бы выполнить всю работу второй, если б изначала работал в одиночку. "В двадцать восемь дней!" - крикнул Саша, хватая, наконец, кота за лапу. Точно... "Но как ты узнал это? Как?
– начал я трясти ребенка, вспоминая, как месяц назад в течение двух вечеров решал эту задачу соседскому
После манипуляций с часами - с обгоном стрелок и прочих штук, которые мальчик щелкал, как орешки, одновременно теребя что-то в руках, Саша вдруг широко зевнул: "Мама, я спать очень хочу". И, уткнувшись ей в плечо, задремал.
Считанные дни на острове шли ясные, пружинистой лентой. Галя не будила меня, убегая на работу; мы завтракали с дядей Алешей, затем играли в шахматы, беседовали о политике, литературе. Галя влетала возбужденная с мороза, звонко целовала меня, пускалась хлопотать по хозяйству, аппетитно рассказывала островные новости, даже самые ерундовые, иногда запиналась, словно боялась при мне о чем-то проговориться...
У нее не было от меня тайн, она была вся наружу, все сокровенное человека у нее было просто: весело-просто и трагично-просто, как поцелуй и смерть. И вместе с тем все казалось мне жутко сложно, и добро бы казалось... Нет, миллиарды клеток мозга не свернешь в логическую задачку н не схватишь с налету единственными словами - это уже не гигантская сумма клеток, а душа, перед которой самый дерзкий да остановится в благоговейном изумлении. Что-то едва ощутимое, как лучик света, замерцает в миллиардах - и душа объята любовью; встрепенулось - и душа творит; угасло - и она заживо умирает...
И все-таки внешних тайн у Гали от меня вроде бы не было - если она в чем-то и лукавила по-женски, то никогда не лгала нарочито. Совершенно случайно я поймал ее: и открытие секрета заставило ее безутешно расплакаться. Ну, откуда она могла знать, что среди нескольких книг на полке меня заинтересует и "Книга о вкусной и здоровой пище"? А я ведь не раз говорил ей, что журналисты любопытны, как женщины, что если они не могут знать все, то должны хотя бы стараться знать все. Да, в книге лежала записка, да, я прочел. А вы бы не прочли, если бы отчетливо было написано:
Коля С.- музыка
Фролов Митя - язык
Перегудова - играет
Оля Лемешко - лепит...
Только Галя пришла, я недоуменно показал ей записку, чем вызвал горючие слезы, и сквозь всхлипывания: "я готовила, я собирала, я выпытывала, а теперь ты всех обойдешь и больше не приедешь..." Вот оно в чем дело: Галя подготовила очередную золотую россыпь для меня - основательную причину для отчаянного нарушения наших дальних разлук. Тогда я впервые подумал, что мы оба напоминаем путников, нечаянно забредших в волшебный край Эльдорадо, где сверкают и переливаются дворцы неслыханной красоты и поодаль грудой щебня лежат драгоценные камни, а нас томит одна жалость, что малы наши карманы и котомки... Сияющие праздничные дни!
Грядущее, мне представляется, ведет с собой больше праздничных дней - для всех и для каждого. Первый день изобилия станет праздником урожая, и лихо прокатятся по Земле праздники покоренной плазмы, разгаданного Марса, воссозданной живой клетки...
Те дни на острове сделались моим праздником - только ли моим?.. Слова Маркса о юности человечества - гениальной Элладе - как нельзя более были уместны здесь, на Соленом. Жизнь немногочисленного, к сожалению, юного народца острова озарялась вулканической подспудной работой, душу распирало, из ее глуби вылетали ввысь раскаленные неоформленные глыбы
"Когда бы все так чувствовали силу
Гармонии!.."
С первой же почтой я послал своему шефу Василию Николаевичу безумную телеграмму; с первым же самолетом, поездом, автосанями он самолично явился на Соленый, все осмотрел, облазил, выведал, выудил, жестко прошелся по моим писаниям, семь раз отмерил, один раз отрезал и пустил материал в АПН. Никогда не забуду, как он похаживал по острову, принюхивался ко всему и приговаривал, как суеверная старушка: "Нечисто здесь, что-то здесь нечисто". Не в смысле "фальшиво", а как физик обмозговывая поведение странных частиц. Живо сошелся с Алексеем Александровичем. Они говорили о природе, как-то по-особому, как о женщине, которую любят оба, - грустновато, сдержанно, с тайным вопросом: что она?.. Мы не можем, нам невмоготу ждать от нее милостей, но взять их нельзя нахватом, силой, ее нужно настойчиво, по-мужски любить, самозабвенно и гордо служить милой, мечтать; и однажды, почти во сне, она покажется, трепетная, просветленная, горячая, покорная навек... Старики за чаркой исповедывались, а мы с Галей молча слушали, сладко грустя, верно, предчувствуя: волшебный колокол, которого мы коснулись, уже пошел звенеть на весь белый свет, и этот красный звон пробудит многое и повернет судьбы людские и, мимоходом, нашу...
Ни одна большая и малая газеты Союза, ни один научно-популярный журнал не прошел мимо "Созвездия талантов на острове Соленом", сообщение перекинулось за границу, пошло витать в новостях. Признаться, меня, очевидца, умиляло то, что иные ученые рассуждали об этом как-то весьма отвлеченно, как о проблеме жизни на Венере. Сразу же обнаружились скептики, которые доказывали, что происшедшее столь же маловероятно, сколь рождение шестерни (не см. словарь, ибо не из металла или капрона, а живая - комплекс из шести детей). То есть статистика: одна двойня на 85 родов, тройня - одна на 7000, четверня, пятерня соответственно, а уж шестерня или там семерня, скажем, - никогда. То же самое - и массовое появление талантливых людей в одной зоне. Почему все-таки "никогда". А потому - "не может быть".
Кто-то возразил единственно приемлемым при подобном упрямстве - шуткой: без случайной стаи высокоталантливых обезьян не было бы, может быть, человечества.
Биофизики приводили примеры изумительных групповых положительных (в смысле жнзнеустойчивости) мутаций, правда у низших. Оппоненты ухватились за оговорку: способность мыслить математически - явление несоизмеримо высшего порядка, нежели размер глаз или окраска мушки. Если бы вместо "мыслить математически" стояло "сочинять стихи", аргумент, вероятно, потерял бы часть неотразимости. В некоторых школах проводились выборочные проверки одаренности по микрорайонам результаты озадачивали. Раздавались и трезвые голоса о том, что задатки еще ничего не значат, что "цыплят по осени считают". Хотя хорошо, когда в наличии подающие надежду цыплята.
Известный зарубежный деятель выступил со статьей, в которой приводил многочисленные примеры появления плеяды талантов в той или иной стране в определенные периоды. Статья была спокойной, объективной, но в ней, между прочим, сравнивалась Германия начала XIX века и гитлеровского периода, а также говорилось, что Россия искони страна обильная талантами, и то, что выявилось на Соленом, возможно, характерный эпизод расцвета нации. Против автора поднялась буря, его обвиняли во всех грехах, начиная от оскорбления германцев в целом и кончая небескорыстным потворством русской пропаганде. Словом, прецедент на острове стал фактом, достоянием истории, и черт его знает, как она собиралась с ним распорядиться...