Дочь циркача
Шрифт:
Всю первую половину дня я бродил по ярмарке. Я был на работе, и мне всегда нравились эти залы, находиться в них было приятно. Павильоны и залы крупнейших ярмарок Европы стали моими королевскими дворцами, но особенно я любил эту свою весеннюю резиденцию в Болонье. Здесь у меня появлялся аппетит. И здесь было много женщин.
Я любил бродить по залам, переходя от экспозиции к экспозиции, и здороваться с коллегами со всех сторон света. В Болонью приезжало не так много писателей, но я видел на стендах свои книги. За эти годы при моей помощи был создан не один десяток книг для детей и юношества, но, кроме меня, об этом никто не подозревал. Я любил разговаривать с редакторами о новинках последнего года, которые появились
В том году в Болонье я все-таки почувствовал, что за полгода, прошедшие с Франкфуртской ярмарки, что-то изменилось. До полудня я успел поздороваться, наверное, с сотней знакомых. Хвастать тут нечем, поздороваться на ярмарке с сотней человек в первой половине дня вполне обычно, во всяком случае для меня.
Я все больше и больше убеждался в том, что идут какие-то разговоры. Конечно, это касалось не всех моих авторов, но я понимал, что легче собрать всех муравьев леса в одном муравейнике, чем писателей, с которыми я в течение года вступал в деловые отношения. Но кто-то с кем-то все-таки пооткровенничал. А это могло означать, что время истекло, мое время истекло.
Меня неожиданно окликнула одна дама, агент итальянской фирмы:
— Ты тоже здесь?
Это был дурацкий вопрос по двум причинам: во-первых, она уже видела, что я здесь. И во-вторых, последние десять лет я неизменно посещал ярмарку в Болонье. Немного позже я встретил Кристину, представительницу крупного итальянского издательского концерна, мы были знакомы уже много лет. У Кристины — после Марии — самые красивые в мире глаза и самый сексуальный в мире голос. Увидев меня, она приложила руку ко лбу, словно перед ней среди бела дня возникло привидение.
— Петтер! — воскликнула она. — Ты еще не читал статью в «Коррьере делла сера»?
Больше она ничего не успела сказать, ее увлек за собой какой-то португалец, которому я только кивнул. Он был новичок. И тоже своего рода разведчик. У меня закружилась голова.
Хорошо, подумал я. Мне следует прочитать статью в «Коррьере делла сера». Прятать голову в песок не в моем духе, я уже несколько недель не был нигде южнее Альп и, по-видимому, что-то упустил. Мне не нравилась смена настроения в моей империи, что-то определенно втайне назревало, может быть, приближалась революция, а что делают с императором, когда вспыхивает революция?
На этот день с меня было довольно, хотя я не успел сделать вообще ничего. Направляясь к выходу, я столкнулся с датским писателем, чей роман для юношества недавно вышел на итальянском. Я считал, что роман написан небрежно, но сюжет производил впечатление, он был построен на записях, которые датчанин купил у меня на литературном фестивале в Торонто. Мне казалось, что я заслужил хотя бы дружеского кивка с его стороны. На книжных ярмарках всегда царит сутолока и неразбериха, но датчанин отвернулся сразу, как только увидел меня, словно был поражен тем, что я еще жив. Наверное, нет ничего странного, что человек не решается смотреть в глаза тому, кого уже не числит в живых. Мне пришло в голову, что, наверное, так же трудно смотреть в глаза старому другу за несколько часов или дней до его кончины, во всяком случае, если сам немало способствовал его предстоящему переходу в мир иной. Воображения мне было не занимать. Я пал духом и уже начал сочинять сюжет романа о собственной смерти.
Я прошел к главному входу и оттуда на такси поехал в отель «Бальони». Я жил на пятом этаже. Войдя в номер и открыв бутылку минеральной воды из мини-бара, я бросился на двуспальную кровать и заснул с бутылкой в руке. Проснувшись после долгого глубокого сна, я на минуту испугался, что напустил в кровать.
Несколько часов спустя я устроился со стаканом пива на пьяцца Маджиоре. Я был в растерянности. Почти за каждым столиком кафе сидели работники издательств, и с большинством из них я раскланивался. Обычно они дружески кивали мне, но в этот вечер многие даже не ответили на мое приветствие. Я затылком ощущал их пристальные взгляды и чувствовал себя в стане врагов.
Когда у меня бывало подходящее настроение, я именно здесь находил себе подругу на вечер. Кого-нибудь, кого хорошо знал или с кем меня познакомили совсем недавно. С супругами сюда не приезжали, в Болонье были одинаково представлены оба пола, но ни одной супружеской пары. Я всегда заказывал в «Бальони» двойной номер. Многие редакторы и агенты жили гораздо скромнее.
Мой взгляд упал на Кристину, она вместе с Луиджи сидела в соседнем кафе. Луиджи не только сам был преуспевающий издатель, он также приходился сыном легендарному Марио. Однажды в Милане мне посчастливилось — Марио одолжил мне свою ложу в «Ла Скала», где в тот вечер вполне сносно пели «Турандот».
Увидев Луиджи в соседнем кафе, я сразу вспомнил маму. Ей бы понравилось слушать «Турандот» из ложи Марио в «Ла Скала», она бы держалась как королева. Но в тот раз я сидел в ложе один. Если бы мама была жива, наверное, никакой «Помощи писателям» не существовало бы и, скорее всего, я вообще не встретился бы с Марио. Проживи мама немного дольше, все было бы по-другому и я, возможно, даже не встретил Марию.
Я снова вспомнил «Тайну шахмат». Минуло уже несколько лет с тех пор, как вышла эта книга. Я тогда же вынул сюжет из папки с набросками, которые предназначались на продажу, и выбросил в корзину. Кто знает, каким будет следующий шаг Марии? Я чувствовал бесконечную усталость.
За соседним столиком говорили на славянском языке, которого я не понимал, но у меня появилось чувство, что речь идет обо мне. За спиной я тоже слышал голоса, и мне казалось, что все посетители кафе обсуждают только Паука. Я вспомнил сказку Андерсена о курином перышке, которое превратилось в пять куриц. Отвратительная история. Пусть она обойдет всех! Пусть она обойдет всех! Книжная ярмарка всегда гудела от слухов, это было не ново, но теперь эти слухи имели прямое отношение ко мне. Мне стало страшно, сам не знаю почему, но я разнервничался. Может, я все только придумал, и Андерсена, и пристальные взгляды. Тот, у кого начинается мания преследования, не должен слишком долго задерживаться на книжных ярмарках.
Я решил вернуться в отель и лечь, приняв таблетку снотворного, но тут же вспомнил, что мне сегодня сказала Кристина. Я оставил на столе деньги за пиво и прошел между столиками к ней и Луиджи. Они меня не видели. Я похлопал Кристину по плечу и спросил:
— Значит, «Коррьере делла сера»?
Они оба вздрогнули. Наверное, тоже говорили обо мне. Кристина взглянула на часы и пролепетала, что ей пора. Мне показалось странным, что ей понадобилось идти, как только я подошел к ним. Днем она неожиданно завела разговор с португальцем, а теперь предложила мне свой стул, махнула рукой и побежала через площадь к собору. Уходя, она обменялась взглядом с Луиджи. Он как будто сказал ей: «Иди спокойно. Петтера я беру на себя».