Дочь Хранителя
Шрифт:
– Хорошо, что предупредил. А то я уже почти согласилась.
– Галчонок, нужно выручать парня. Ну поживет он у нас чуть-чуть, что с того? Я же не возражал, когда на прошлой длани у нас оставалась ночевать твоя подружка.
– Алатти? Да ты бы не возражал, если б она еще на ночь осталась. Причем в твоей постели. А меня приблудные эльфы в доме не устраивают. Зачем вообще его на Тар тащить? Оставь где-нибудь, найди мирок посимпатичней.
– О небо!
– взревел кард.
– Ты меня вообще не слушаешь! Не могу я так вот его бросить. Не могу!
– Понятно, - небрежно бросила я.
– Мы в ответе за тех, кого приручили. Антуан де Сент-Экзюпери.
– Нет, - прямо в лицо мне рявкнул кард.
– Нельзя бросать того, кто рисковал
Даже так? Ну тогда ладно.
– А сразу по-человечески мог объяснить?
– сказала я уже примирительно.
– Не мог, - ухмыльнулся он.
– Я не человек.
– Спать-то он где будет? У тебя?
– Ты что, Галчонок?
– выпучил глаза кард.
– Мы не настолько близки. Здесь, на диванчике перекантуется, а по весне чердак разберем - крыша у нас высокая, организуем ему мансарду с видом на море.
Глава 16
Юули
– Лайс?
– Клай Эн-Сотто удивленно приподнял брови.
– Второй раз за полгода. Этак ты меня совсем избалуешь.
В голосе старика звучал неприкрытый сарказм.
– Мне нужно воспользоваться твоей лабораторией, - чуть виновато признался магистр Пилаг.
– Опять? Неужели там, где ты сейчас обретаешься, совсем нет исследовательского оборудования?
– Такого как здесь нет нигде, - отрезал Эн-Ферро.
– Что, так сразу и помчишься в подвал, даже келса не попьешь?
– усмехнулся профессор.
– Пожалуй, выпью чашечку, - согласился гость, сбавляя пыл.
А то ведь, и правда, неудобно получается. Пришел, решил свои вопросы и скрылся в неизвестном направлении. А Эн-Сотто, между прочим, двоюродный брат его матери, последний оставшийся в Сопределии родственник. Да и сдал старик последнее время, похудел, ссутулился. Это сколько же ему лет? Восемьсот? Восемьсот пятьдесят? Как ни крути, даже для карда - самая что ни есть старость. А живет все так же один.
Эн-Ферро невольно скользнул взглядом по стоящему на полке фото. Герб. Единственный сын - опора и надежда. Весной было уже сто двадцать лет, как его не стало.
Гербен шел по стопам отца, занимался исследованиями в области генетики, работал в проекте "Исток". У Клая были причины гордиться сыном - этим проектом интересовался сам Кадм, Хранитель Врат в их новом Мире. Даже выделил для работы несколько помещений в собственной лаборатории, оснащенной, наверное, лучшим в Сопределии оборудованием. Лайс помнил восторженные отзывы кузена об этом месте и то, как они вместе посмеивались над молодыми ученными, робевшими перед расхаживающим по коридорам Хранителем. О драконах вечно рассказывают страшилки и небылицы, и среди младших лаборантов бродили передаваемые зловещим шепотом истории о том, что из занимаемого Кадмом сектора доносятся по ночам крики и стоны, а особо чувствительные девицы слышали жалобный детский плач. Поговаривали, что экспериментатор-старейшина проводит опыты над живущими, и отчаянно боялись, что однажды их пригласят в этих опытах поучаствовать. Герб был чужд этих страхов. Он весь был в работе, мог не вылезать из лаборатории неделями. Там его и нашла смерть. Горстка соседей-людей, в чьи пустые головы кто-то вбил идеи расизма, начала с того, что разбрасывала по университетскому городку кардов листовки с похабными картинками и требованиями к "хвостатым выродкам" убираться с их планеты, била стекла и поджигала машины. А закончили эти ксенофобы тем, что однажды ночью взорвали стоявший на границе человеческой части города и поселения кардов исследовательский центр. Видимо, в отличие от колонистов, гнева дракона, истинного хозяина этой лаборатории, они не опасались: вокруг горящего здания были крикливо разбросаны целые горы тех самых листовок, а на въездных воротах красовалась повешенная кошка - священное, неприкасаемое для кардов животное. Потом говорили, что экстремистов впустил внутрь охранник-человек, которого они тоже не пожалели, оставив гореть вместе с тремя хвостатыми ученными, одним из которых был Гербен Эн-Сотто. Их, конечно же, нашли. Был показательный суд, на котором четверо прыщавых юнцов до хрипоты в голосе отстаивали свою невиновность, плакали безутешные матери и злобно щурил желтые глаза старейшина Кадм. Был мягкий, по мнению многих, приговор о пожизненной ссылке в урановые рудники на севере континента, и обещание дракона сгноить ублюдков заживо, от которого впоследствии отговорил его Кир. Лайс тогда в первый и в последний раз ругался с другом, укоряя его в излишнем человеколюбии, а после понял, что тот был все-таки прав. Кадм, как Хранитель, не должен был вмешиваться в дела живущих, пусть даже они посягнули на его собственность и жизни иномирцев, которым он обещал свою защиту и покровительство, и те тупоголовые мальчишки, в любом случае не дожили бы до этих дней. А Герба, который был бы сейчас еще достаточно молод и возможно завел бы уже семью, никакое отмщение уже не вернуло бы...
И его отцу суждено теперь доживать век в пустоте дома, слишком огромного для одинокого и больного старика, которого кроме студентов и коллег по работе никто и не навестит.
А может, и заходит кто-нибудь еще.
– Заходят, заходят, - улыбнулся на озвученный вопрос племянника Эн-Сотто.
– Пришел бы на час раньше, встретился бы с ним.
– С кем?
– Да с наследничком своим.
Лайс скривился так, словно в келс вместо сахара всыпали пригоршню соли.
– Все экспериментируешь?
– брезгливо выдавил он.
– И как успехи? Отыскал ген-носитель Пилаг?
– Нет никакого гена-носителя, сам знаешь. На Свайле еще это проходили. Там над этим вопросом такие умы работали - не мне чета. А мальчик заходит иногда. Навещает меня. В отличие от некоторых, - полный укора взгляд профессора заставил Лайса опустить глаза, - большинство кардов чтят родственные связи. Пусть даже и возникшие, скажем так, нетрадиционным путем.
Эн-Сотто помолчал с полминуты и добавил уже с некоторой хитрецой в голосе:
– Я-то, конечно, не прочь был бы заполучить образчик. Для личного, так сказать, пользования. Но Мариза, кошка бешенная, глаза выцарапает, если след от иглы увидит или хоть коготок остриженный. Трясется над пацаном, не приведи небо.
– Не хочет делиться результатами, - презрительно бросил Эн-Ферро.
– Какими еще результатами?
– возмутился старик.
– Сын это ее - вот и весь результат. Ни одна нормальная женщина не позволит над своим ребенком опыты проводить.
– Так то - нормальная, - возразил Лайс.
– А Мариза прежде всего - ученый, доктор медицины. Или уже гран-доктор?
– Уже. Только это-то тут при чем?
– Да все при том же!
– не выдержал Эн-Ферро, как и всегда случалось, когда разговор касался этой темы.
– Какие демоны гнали ее выставлять свою кандидатуру, когда ваши генетики полгода подыскивали моему будущему наследнику соответствующую родительницу? Отличиться захотелось? Взять эксперимент под контроль еще в начальной фазе!
Эн-Сотто удивленно воззрился на Идущего. Неужели он это серьезно? Действительно, серьезно.
– Ой, дурак!
– протянул он, хватаясь за голову.
– Небо! Да такого идиота еще поискать по всему твоему Сопределью! Ты что, правда, ничего не знал?
Лайс так и замер, не донеся до рта чашку, и ошарашено глядел на буйствующего родственника.
– Действительно, не знал!
– нервно хохотнул профессор.
– Магистр! Пилаг недоделанный! Вся кафедра знала. Да почитай вся колония! А он ни сном, ни духом! Повылазило тебе что ли? Да она ж по тебе, дураку, сохнет, Мариза-то. Влюбилась, как девчонка, твоя гран-доктор.
Эн-Ферро возблагодарил небо за то, что сидит.
– В смысле - влюбилась?
– В прямом смысле! Как все влюбляются. Карды, люди, эльфы. Хранители, наверное, тоже. И только Лайсарин Эн-Ферро, хваленый магистр Пилаг, не подозревает о существовании данного чувства.