Дочь императора
Шрифт:
– К несчастью, моя бедная Марианна, я не имею права обвинять тебя, – ответила Маргарита, – потому что моя глупость еще хуже твоей. Ты, по крайней мере любишь человека, который должен жениться на тебе, который тут, возле тебя, которого ты видишь каждый день… А я все еще помню того, кого, вероятно, никогда больше не увижу, и который своим поведением заслужил только мое презрение и ненависть!
– Стало быть, сударыня, вы еще любите графа Людвига?
– К несчастью, Марианна. В этом я могу признаться только тебе одной, тебе, нашей верной поверенной, снисходительному свидетелю наших свиданий. Ты знаешь, как я плакала, когда, не сказав мне ни слова, не уведомив меня о своем отъезде, он перестал приходить на место наших обычных свиданий и окончательно пропал. Ты знаешь, как я клялась забыть неблагодарного, который даже и не подумал написать строки на прощание и в объяснение той, которая так любила его! Ну, Марианна, это были напрасные слезы, напрасные клятвы! Когда я одна, я все думаю о нем, только о нем; мне чудится, что он опять стоит передо мной на коленях, клянется мне в любви… Он говорил ведь это так искренно! Подчас мне думается, что он не мог оставить меня таким образом, что с ним случилось что-нибудь, какое-нибудь ужасное несчастье… и тогда я не знаю, чего мне желать: чтобы он умер, оставаясь верным мне, или, чтобы жил для другой женщины.
Последние слова были заглушены рыданиями.
Марианна не могла устоять против этого горя.
– Граф жив, – сказала она, крепко сжимая обе руки Маргариты. – Он жив, и любит вас по-прежнему.
– Ты видела его? – вскричала Маргарита, бледнея от волнения.
– Да, сударыня!
– Где он? Что он говорил тебе?
– Он в Бекингене.
– Быть может в этом доме?
– Ну да, он сказал мне, что рискует жизнью, чтобы еще раз увидеть вас, и что не уедет, не поговорив с вами.
– Но что же значило его отсутствие, это необъяснимое молчание?
– Граф здесь, сударыня, одна только комната отделает его от нас. Отпереть ему?
– Нет, нет, – промолвила Маргарита, – я не должна его видеть. При том, может ли он оправдать свое поведение? Нет, не надо!
Но выражение радости, ярко засветившееся в ее глазах, но ее дрожащий и взволнованный голос так ясно отвечали «да», что для Марианны не было сомнений.
Однако она еще не решалась.
– А что, если он не виноват? – продолжала Маргарита, будто про себя, и ее умоляющий взгляд досказал ее мысль.
Потом, застыдившись своей слабости, она закрыла обеими руками свое заплаканное лицо.
В это время Марианна побежала отпереть дверь, соединявшую обе комнаты. Она хотела пройти через вторую комнату, чтобы войти туда, где должен был быть граф Людвиг, но она еще не успела сделать и двух шагов, как граф бросился к ногам Маргариты.
Молодая девушка вскрикнула, и в этом крике к удивлению примешивалось столько разнообразных чувств, что не было возможности уловить преобладающее.
– Я был в соседней комнате и все слышал! – вскричал он. – О, благодарю Маргарита, благодарю, что ты не разлюбила меня несмотря на то, что все говорило против меня!
– Это нечестно, граф! – вскричала Маргарита, смущенная, что выдала свою тайну. – Впрочем, вы ошибаетесь, я не говорила…
– О, умоляю вас, – перебил Людвиг умоляющим и глубоко взволнованным голосом, – умоляю вас Маргарита, не отнимайте у меня единственного светлого луча, который освещает мою печальную жизнь! Я очень несчастлив, Маргарита, так несчастлив, что, клянусь вам, я постарался бы как можно скорее покончить со своей жизнью, если бы вы отняли у меня вашу любовь. Клянусь небом, злая и не заслуженная судьба отняла у меня честь, состояние и угрожает моей жизни, Маргарита. Приезжая сюда, я знал, что рискую головой… И тем не менее я здесь.
– Какая неосторожность! – вскричала Маргарита. – Уезжайте, уезжайте скорее!
– Я слишком много выстрадал вдали от вас; теперь у меня не хватает духа удалиться!
– Однако два года назад у вас на это стало духа, – промолвила Маргарита в грустном раздумье.
– К несчастью это было необходимо, клянусь вам! Опоздай я часом – враги схватили бы меня.
– По крайней мере вы могли бы написать мне.
– Я это и делал.
– Как? Вы писали ко мне?
– Несколько раз.
– Я не получала ни одного письма. Куда же они девались, Боже мой! – вскричала Маргарита тревожно. – С кем вы посылали их ко мне?
– Первые я посылал со своим слугой, Иоганном, честным малым, на верность которого я мог смело положиться. Он клал их в дупло старого дуба, в конце вашего парка, как мы, бывало, делали в более счастливое время.
– Я каждый день осматривала это дерево; никогда я в нем ничего не находила.
– Два раза Иоганн возвращался ко мне без всякого ответа, хотя долго поджидал его. В третий раз он вовсе не вернулся.
– Что же с ним случилось?
– Бог его знает! Я сперва думал, что ему надоело следовать за таким, как я, и что он покинул меня. Теперь же я боюсь, не убили ли моего верного слугу.
– Дай Бог, чтобы это было одно предположение! – сказала Маргарита, сложив руки. – А другие письма?
– Я посылал их с разными посланными. Одни должны были, как Иоганн, класть их в известное место. Другим было приказано всеми силами стараться дойти до вас.
– Ну, и что же?
– Ну, одни возвращались без всякого ответа, другие вовсе не возвращались.
– Боже мой! Боже мой! – промолвила Маргарита. – Что все это значит? Кто же мог стараться разлучить нас?
– Не падает ли ваше подозрение на кого-нибудь из рыцарей, которые ухаживали за вами, и которых вы отвергли?
– Нет, между ними нет никого, – повторила она, после минутного размышления. – Никто из рыцарей, обращавших на меня внимание, не мог бы решиться на такое подлое и гнусное дело!
– Если Иоганн не вернулся ко мне, значит его убили! – возразил граф.
– Постойте, – сказала она, – я припоминаю: год назад… нет… меньше, но почти год… в ноябре… в парке нашли следы крови… да, возле стены, и недалеко от старого дуба. Стали разыскивать, но садовник объявил, что это лисица заела тут какую-нибудь птицу.
– Мой бедный Иоганн! – промолвил граф. – Он как раз в ноябре пустился в то путешествие, из которого не возвратился. Я ему сказал, что он непременно должен поговорить с вами и отдать вам письмо из рук в Руки. Он, вероятно, поджидал вас в парке, и какой-нибудь убийца… О, мой добрый, мой верный слуга, кто бы тебя не убил – горе ему!
– Я помню еще, – продолжала Маргарита, – что два или три раза я замечала крестьян, следивших за мной с особенным вниманием. Сначала я думала, что это просто зеваки, которых так много в деревне, или какие-нибудь бедняки, выжидавшие моего ухода, чтобы стащить какое-нибудь полено или связку колосьев… Теперь я убеждена, что это были шпионы.