Дочь леди Чаттерли
Шрифт:
— Как хорошо, что ты и писаешь и какаешь. Мне не нужна баба, которая ни о чем таком и слыхом не слыхала.
Конни не могла удержаться и прыснула, а он невозмутимо продолжал:
— Да, ты всамделишная, хотя и немножко сучка. Вот чем ты писаешь, вот чем какаешь; я трогаю и то и другое и очень тебя за это люблю. Понимаешь, почему люблю? У тебя настоящая, ладная бабская попа. Такой весь мир держится. Ей нечего стыдиться, вот так.
Он крепче прижал ладонь к ее секретным местечкам, точно
— Мне очень нравится, — сказал он. — Очень. Если бы я прожил всего пять минут и все это время гладил тебя вот так, я бы считал, что прожил целую жизнь! К черту весь этот индустриальный бред. Вот она — моя жизнь.
Она повернулась, забралась к нему на колени, прижалась и шепнула:
— Поцелуй меня!
Она знала: их обоих не отпускает мысль, что они скоро расстанутся, и загрустила.
Конни сидела у него на коленях, головой прижавшись к его груди, свободно раскинув матово-блестящие ноги; танцующее в очаге пламя высвечивало то ее руку, то его лицо. Опустив голову, он любовался складками ее тела, неровно освещенного огнем, руном ее мягких каштановых волос, темнеющих внизу живота. Он протянул к столу руку, взял принесенный ею букетик, с которого на нее посыпались капли дождя.
— Цветам приходится терпеть любую погоду, — сказал он. — У них ведь нет дома.
— Даже хижины, — прошептала она.
Уверенными пальцами он воткнул несколько незабудок в треугольник каштановых волос.
— Ну вот, — сказал он. — Незабудки на месте.
Она взглянула на мелкие голубоватые цветочки внизу живота.
— Какая прелесть, — вырвалось у нее.
— Как сама жизнь, — отозвался он. И воткнул рядом розовый бутон смолевки. — А это я. Как Моисей в камышах. И ты теперь меня не забудешь.
— Ты ведь не сердишься, что я уезжаю? — грустно проговорила она, глядя ему в лицо.
Оно было непроницаемо, тяжелые брови насуплены. Ничего-то в нем не прочитаешь.
— Охота пуще неволи, — сказал он.
— Я не поеду, если ты не хочешь, — прижалась она к нему.
Оба замолчали, он протянул руку и бросил еще полено в огонь. Вспыхнувшее пламя озарило его хмурое, за семью печатями лицо. Она ждала его ответа, но он так и не раскрыл рта.
— Знаешь, я думаю, что это начало разрыва с Клиффордом. Я правда хочу ребенка. И это даст мне возможность, понимаешь… — она запнулась.
— Навязать им некий обман, — закончил он.
— Да, помимо всего прочего. А ты хочешь, чтобы они знали правду?
— Мне все равно, что они будут думать.
— А мне не все равно! Я не хочу, чтобы они меня мучили своей холодной иронией. Это так ужасно. Во всяком случае, пока я буду еще жить в Рагби-холле. Когда я совсем уеду, пусть думают что хотят.
Он опять замолчал.
—
— Да, поэтому я должна вернуться, — сказала она.
— А рожать ты будешь тоже в Рагби?
Конни обняла его за шею.
— Придется, если ты не увезешь меня оттуда, — сказала она.
— Куда увезу?
— Куда-нибудь. Куда хочешь. Только подальше от Рагби.
— Когда?
— Когда я вернусь.
— Какой тогда смысл возвращаться? Зачем делать дважды одно и то же? — сказал он.
— Я должна вернуться. Я обещала. Дала слово. Да к тому же, я ведь вернусь сюда, к тебе.
— К егерю твоего мужа?
— Это для меня не имеет значения.
— Не имеет? — Он немного подумал. — А когда же ты все-таки решишь совсем уйти? Когда точно?
— Пока не знаю. Вот вернусь из Венеции. И вместе решим.
— Что решим?
— Я все скажу Клиффорду. Я должна ему сказать.
— Скажешь?
И опять он как набрал в рот воды. Конни крепко обняла его.
— Не осложняй мне все дело, — попросила она.
— Что не осложнять?
— Мою поездку в Венецию и все дальнейшее.
Легкая, чуть насмешливая улыбка скользнула по его лицу.
— Я ничего не осложняю, — сказал он. — Я просто хочу понять, что действительно тобой движет. По-видимому, ты сама не понимаешь себя. Ты хотела бы потянуть время, уехать и все еще раз обдумать на стороне. Я не виню тебя. Думаю, что ты поступаешь мудро. Возможно, ты предпочтешь остаться хозяйкой Рагби. Нет, я не виню тебя. Мне нечего тебе предложить. У меня нет Рагби. Ты знаешь, что я могу тебе дать. Я думаю, ты права! И я вовсе не горю желанием навязать тебе свою жизнь. Не хочу быть у тебя на содержании. Есть ведь еще эта сторона.
«Он мучает меня, — подумала Конни, — чтобы поквитаться».
— Но ты ведь любишь меня? — спросила она.
— А ты?
— Ты же знаешь, что люблю. Это очевидно.
— Что верно, то верно. Так когда ты хочешь соединиться со мной?
— Я же сказала — вернусь, и мы все, все устроим. Ну что ты меня терзаешь! Вот теперь мне надо успокоиться и привести в порядок мысли.
— Прекрасно! Успокаивайся и приводи что там у тебя в порядок.
Конни немножко обиделась.
— Но ты веришь мне? — спросила она.
— Безусловно!
Ей послышалась в его голосе явная насмешка.
— Тогда ответь мне, только честно, — твердо сказала она. — Ты считаешь, что мне лучше не ездить в Венецию?
— Я считаю, что тебе надо ехать в Венецию, — ответил он своим холодным, чуть насмешливым тоном.
— Ты знаешь, что я еду в тот четверг?
— Знаю.
Конни опять задумалась. Потом сказала: