Дочь палача и театр смерти
Шрифт:
Черный всадник!
Алоиз Майер ведь говорил о черных всадниках, которые наводили страх на всю округу! Симон вспомнил, что и сам в день приезда видел такого всадника. А теперь один из них находился совсем рядом – и вел себя довольно странно…
Симон решил спуститься с холма не по тропе, а с противоположной стороны. Там, где всадник не мог увидеть его из своего укрытия.
Бесшумно, насколько это возможно, он стал перебираться от одного булыжника к другому. И наконец пустился вниз по склону, да так быстро, что, цепляясь за редкие кусты ежевики, разодрал брюки. Споткнулся, упал,
Цирюльник покачал головой. И что на него нашло? Зловещего вида всадник и языческий знак напугали его, как призраки – малолетнего мальчишку. Но тут ему вспомнились детские останки. Они были настоящие, и это не предвещало ничего хорошего.
Кто-то закопал детские трупы в скверном месте.
Симон быстро перешел мост и повернул направо, к монастырю. Придется Петеру все же подождать с историями на ночь.
Необходимо было еще раз увидеться с Куизлем.
11
Стоило Куизлю переступить порог трактира, и он тут же почувствовал на себе взгляды других. Разговоры стихли, смех и песни за столами оборвались. На него смотрели как на призрака, как на опасное существо, с которым предпочитали не связываться, чтобы не нажить неприятностей. В конце концов люди стали отворачиваться, придвигаясь друг к другу и еще какое-то время перешептываясь, пока не вернулись к обычным своим разговорам. Но настроение было испорчено. Немного же удовольствия от выпивки, если за соседним столом сидит палач.
Для Куизля в этом не было ничего нового, и все-таки он надеялся, что в этой долине его еще не запомнили. Но потасовка на кладбище в Обераммергау, очевидно, привела к тому, что и в Эттале знали, кто он такой и как выглядит: ростом более шести футов, широкоплечий гигант с выдающимся носом и хмурым взглядом, с головы до ног одетый во все черное. Многие, встретившись с ним глазами, крестились, а то и вовсе сбегали. Взгляд палача сулил несчастья или даже смерть.
До самого вечера Куизль смазывал, точил, полировал и очищал от крови орудия пыток. За монотонной работой легче было думать. Что происходит в этой долине? Кто стоит за здешними странными событиями, за убийствами? Для чего Ксавер оставлял в домах резные фигурки?
Но больше всего палача смущало выражение лица Симона. Во время последнего их разговора цирюльнику удалось заглянуть ему в душу и увидеть правду. Да, он стал стар и слаб. Любопытство, проницательность и чувство справедливости – все то, что неизменно побуждало к действию его, грозного палача из Шонгау, – ничего этого не осталось. Куизль хотел лишь, чтобы его оставили в покое. Но, черт возьми, что плохого в том, что он хочет вести обычную жизнь, как и все другие! И если для этого придется пытать Ксавера, так тому и быть. Якоб чувствовал, что парень не так прост. Потому о допросе невиновного речи здесь не идет.
Но он ли настоящий убийца? На его ли руках кровь юного Файстенмантеля и Габлера?
Внутренний голос с каждым часом все громче взывал к его совести. И палач знал лишь одно средство, чтобы его заглушить.
Большая кружка холодного пива. Или даже две.
Поэтому палач направился прямиком в местный трактир. Там он уселся за стол в углу, набил трубку и стал дожидаться, пока ему принесут пиво. Ждать пришлось долго, но в конце концов подошла молодая служанка и робко поставила перед ним кружку. Куизль осушил ее одним глотком. Это было крепкое мартовское пиво, и в голове после него сразу прояснилось. Палач довольно вздохнул, потом подвинул пустую кружку к служанке, нерешительно дожидавшейся у стола.
– Повтори, – велел он.
Вторую кружку Якоб пил медленнее. Он покуривал трубку, укрывшись в клубах дыма, и через некоторое время ощутил некоторое умиротворение. Но, несмотря на все попытки, в голове по-прежнему звучал голос.
Ты пытаешь невиновного…
Куизль вспомнил старую знахарку Марту Штехлин, которую ему пришлось пытать десять лет назад. Он был убежден в ее невиновности и взялся разыскать настоящего преступника. Чувство справедливости побуждало его то и дело срывать допрос [11] . А что же теперь? Теперь даже Симон вынужден помогать ему в истязаниях человека, возможно, ни в чем неповинного. Однако Куизль не видел иного выхода.
11
Об этом рассказывается в романе О. Пётча «Дочь палача».
«Мне нужно чудо», – думал палач.
Но он слишком редко ходил в церковь, чтобы заслужить его…
– Так вот вы где! Я вас повсюду ищу!
Звонкий взволнованный голос вывел его из задумчивости. Якоб потер глаза и сквозь густой дым разглядел Симона, подсевшего к нему за стол. Цирюльник совсем запыхался – по всей вероятности, он бежал всю дорогу от Обераммергау.
– Я выяснил кое-что новое, – вполголоса сообщил Фронвизер. – Что-то, возможно, связанное с нашими убийствами! В этой долине пропадали дети. Не исключено, что кто-то убил их в прошлом году.
Цирюльник рассказал ему о разговоре с матерью Мартина, о зловещей находке на Жертвенном холме и черном всаднике, столь внезапно появившемся. Куизль внимательно слушал.
– Лесовод Майер тоже говорил о пропадавших детях, – торопливо закончил Симон. – И детские кости – это еще не всё. Там был какой-то странный круг из камешков. Я уже видел такой, когда мы только приехали в долину. Этот черный всадник, похоже, очень им интересовался. Мы бы значительно продвинулись, если б узнали, кто их выкладывает… – Он осторожно огляделся и продолжил еще тише: – По дороге я уже расспросил кое-кого из крестьян. Но они вели себя очень странно, уклонялись от ответа, будто боялись чего-то. Однако я уверен, что им известно об этих кругах.
– Мне эта таинственность уже порядком поднадоела, – пробормотал Куизль. – Довольно и Ксавера с его фигурками. Тут нам тоже мало что известно.
Он глотнул пива и попытался подумать. Но, как часто бывало в последнее время, мысли рассеивались, стоило ему ухватиться за одну из них. Алкоголь служил хорошим другом, но был ревнив и не терпел подле себя других. Симон смотрел на него в нетерпении, словно ждал решения всех загадок.
Однако Куизль не знал ответа.
– Пиво кончилось, – сказал он вместо этого.