Дочь палача

Пётч Оливер

– А люди разве не утверждали, что сам дьявол забрал вашу Клару? – спросил Августин-младший, который сидел рядом с ним. Он изучал сына гончара и чуть ли не смеялся. – Может ведь быть такое, чтобы Штехлин попросила дьявола все это сотворить, пока сама она сидела здесь?

– Почему тогда она не попросила, чтобы он и ее освободил из тюрьмы? Я не вижу во всем этом никакого смысла, – ответил Шреефогль.

– Пытка откроет нам правду, – снова заговорил секретарь. – Продолжай, палач.

Якоб повернулся к сундуку и взял тиски. Они представляли

собой железную скобу, которую можно было сжимать, вращая винт. Он взял большой палец на левой руке знахарки и вставил в отверстие. Шреефогль подивился невозмутимости Куизля. Еще вчера он яростно возражал против пыток, и юный лекарь обронил за выпивкой, что палач был категорически не согласен с арестом Штехлин. А теперь надевал ей на пальцы тиски…

Однако и сама знахарка, похоже, смирилась со своей судьбой и почти безучастно подала руку палачу. Он повернул винт. Один раз, второй, третий… По телу женщины прошла мелкая дрожь – и ничего больше.

– Марта Штехлин, признаешься ли ты теперь во вменяемых тебе преступлениях? – спросил монотонно секретарь.

Она снова покачала головой. Палач затянул еще. Никакого внимания. Только губы сжались плотнее – в тонкую бледно-розовую линию.

– Проклятье, ты там затягиваешь вообще? – спросил Михаэль Бертхольд.

Куизль кивнул. В доказательство он разжал тиски и поднял руку женщины. Палец превратился в один сплошной синяк, из-под ногтя сочилась кровь.

– Дьявол ей помогает, – прошептал пекарь. – Господь всемогущий, защити нас…

– Так не пойдет, – покачал головой Лехнер и отложил на стол перо, которым собирался делать записи. – Стража, подайте мне сундук.

Двое служащих поднесли секретарю небольшой сундук. Лехнер поставил его на стол и открыл.

– Взгляни, ведьма, – сказал он. – Все эти вещи мы нашли у тебя дома. Что скажешь?

К изумлению Якоба Шреефогля и остальных, он вынул из сундука мешочек и высыпал себе на ладонь черно-коричневые зернышки и показал их свидетелям. Шреефогль взял несколько. От них шел легкий запах разложения, и по форме они отдаленно напоминали тмин.

– Семена белены, – провозгласил секретарь. – Важная составляющая для мази, которой ведьмы натирают свои метлы.

Шреефогль пожал плечами.

– Мой отец, да помилует его Господь, заправлял такими пиво. Вы и не подумали обвинить его в колдовстве.

– Вы ослепли? – прошипел Лехнер. – Доказательства налицо. Вот… – Он достал маленькую игольчатую коробочку, напоминавшую каштан. – Дурман! Тоже компонент для ведьмовской мази, и тоже найден у Штехлин! И еще вот… – Он показал всем связку мелких белых цветов. – Морозники, недавно собранные! Тоже колдовское растение!

– Простите, что перебиваю вас, – снова взял слово Шреефогль. – Но разве морозник не из тех растений, что оберегают нас от зла? Сам господин священник недавно говорил на проповеди, что это символ обновления и новой жизни. Недаром он считается у нас святым.

– Шреефогль, вы кто, свидетель или адвокат? – спросил его Георг Августин. –

Эта женщина была с детьми, теперь же они мертвы либо похищены. Дома у нее нашли дьявольские травы и настои. Едва ее заперли здесь, как сгорел склад, и по городу стал разгуливать дьявол. С нее все это началось, с ней же и прекратится.

– Точно, вот увидите! – завопил Бертхольд. – Вы только затяните винты потуже, и она тут же признается. Сам дьявол ей покровительствует! У меня тут есть эликсир из зверобоя… – Он вытащил пузырек, в котором сверкала кроваво-алая жидкость. – Он изгонит дьявола. Позвольте только, я волью его ведьме в глотку!

– Да провались оно все! – выругался Шреефогль. – Я уже не знаю, кого ведьмой считать, знахарку или пекаря!

– Спокойствие! – прорычал секретарь. – Так никуда не годится. Палач, подвесь женщину на трос. Посмотрим, как ей тогда дьявол поможет.

Вид у Марты Штехлин становился все более отрешенным. Голова то и дело заваливалась вперед, глаза странным образом закатились. Шреефогль задавался вопросом, способна ли она вообще воспринимать происходящее вокруг. Якоб поднял ее безвольное тело со стула и потащил к тросу, продетому в железное кольцо под потолком. На одном конце его привязан был крюк. Палач закрепил на нем цепь, в которую знахарке заковали за спиной руки.

– Сразу подвязать к ней камень? – спросил он судебного секретаря. Лицо его странно побледнело, однако он казался спокойным и собранным.

Иоганн Лехнер покачал головой.

– Нет, сначала попробуем просто так, а дальше посмотрим.

Палач потянул за трос, так что ноги знахарки оторвались от пола. Тело слегка наклонилось вперед и стало раскачиваться. Что-то хрустнуло. Штехлин слабо охнула. Судебный секретарь снова начал свои расспросы:

– Марта Штехлин, спрашиваю еще раз. Признаешься ли ты, что убила…

В этот миг по телу знахарки пробежала дрожь. Марта начала вздрагивать и яростно мотать головой. Изо рта потекла слюна, лицо посинело.

– Господи, вы только гляньте, – вскричал пекарь Бертхольд. – В ней дьявол! И он хочет освободиться!

Все свидетели, включая секретаря, вскочили, чтобы поближе рассмотреть происходящее. Палач опустил женщину обратно на пол, и она стала корчиться в судорогах. Потом приподнялась в последний раз и безжизненно поникла, странно вывернув голову.

Какое-то время никто не произносил ни слова.

Наконец подал голос Августин-младший:

– Она мертва? – спросил он с интересом.

Куизль склонился над ней и прижался ухом к груди. Затем покачал головой.

– Сердце пока бьется.

– Тогда растолкай ее, чтобы мы могли продолжить, – сказал Лехнер.

Шреефогль едва сдерживался, чтобы не ударить его.

– Да как вы можете? – вскричал он. – Эта женщина больна, разве не видно? Ей нужна помощь!

– И вовсе нет! Дьявол покинул ее, вот что! – сказал Бертхольд и упал на колени. – Он, верно, до сих пор где-то среди нас. Благодатная Марие, Господь с тобою…