Дочь самурая. Трилогия
Шрифт:
Ее сопровождали два пристава. Юкки хмыкнула – приставы были женщинами – крупными высокими тетками каким мундиры ведомства юстиции словно добавляли росту и весу.
– Если говорить по английски для вас затруднительно – то вам будет предоставлен переводчик с испанского или любого другого языка которым вы владеете свободно, – сообщил советник.
– С вашего позволения я буду говорить по русски, – с акцентом но правильно ответила мадам Барбария. Я достаточно хорошо изучила его когда играла главную роль в «Анне Карениной»
По
– С такой-то внешностью и черной бабушкой?! – воскликнул кто-то.
– К порядку! – повысил голос председатель. Кинематографические вкусы североамериканского зрителя не имеют к делу отношения!
– Назовите себя, – распорядился он.
– Барбария Хуана Изабелла Мария Химено. Урожденная Гарсия.
– Возраст?
– Двадцать восемь лет.
– Подданство?
– Натурализованная гражданка ДША. На настоящий момент подала прошение о приеме в подданство Российской империи.
– Вероисповедание?
– Исповедую святую католическую веру! – красотка истово перекрестилась.
– Семейное положение?
– В разводе… – она чуть поморщилась.
– Наличие детей?
– Дочь семи лет – Мария Эстрела Химено.
– Профессия?
– Киноактриса и… киноактриса! – твердо закончила она.
– В соответствии с законами Российской империи – продолжил он, – вас предупреждают об ответственности за дачу ложных показаний. Также вы должны произнести присягу в соответствии с законами российской империи и вашим вероисповеданием.
Доминиканец с кислой презрительной миной подошел к ней и протянул католическое Евангелие.
– Клянусь говорить правду только правду и ничего кроме правды! – произнесла она.
– Как следует из предварительных материалов дела, вы были любовницей герцога Ричарда Кентского – это соответствует истине? – начал председатель.
– Не так… Я была его шлюхой. Его рабыней. Его вещью… – казалось Барбария сейчас заплачет.
– Поясните, сударыня? – в голосе чиновника отчего-то прозвучали отеческие нотки.
– Любовница – все же обычно подразумевает хоть какие-то чувства. А я совсем не любила его а он не любил меня… Просто… я была знаменитостью а он… Он ухаживал за мной но как то грубо… Я отказала ему – на моей родине – на Кубе не принято отказывать простым девушкам важным сеньорам – может нехорошо кончиться. А тут, – она печально потупила взор – мне было приятно что я могу послать… простите – отказать знатному богачу. Я… признаться я сперва даже думала он хочет снимать кино – вот напала на аристократа такая блажь… Тем более про него ходили слухи что он… предпочитает… юношей.
– Но вы интересовали его не как актриса?
(«Ох уж эта манера судейских задавать наводящие вопросы!» – мелькнуло у Юкки)
– Да, именно так. И тогда он меня принудил… к сожительству. Ему было лестно как он говорил что он обладает той о которой мечтают десятки миллионов мужчин.
– Каким же
– Он выкупил мой контракт у студии «Полярис-Синема». За миллион долларов.
– И только??
– В Демократической Америке говорят, человек – это его контракт… – горько осклабилась миссис Химено. Он был так составлен что я не могла ни сниматься в кино ни работать даже уборщицей без согласия владельца контракта. Я потеряла мужа, потому что продюсеры потребовали играть в этих сценах без дублерши и я не смогла отказаться… Я и сейчас принадлежу ему.
– Нет, – оборвал ее прокурор. По законам Российской империи кабальные сделки ничтожны – и вы свободны от любых обязательств по любым подобным контрактам.
– Благодарю, сеньор! – Барбария снова перекрестилась.
– Как развивались ваши с ним отношения?
– Отношения… Ну да можно и так сказать, – она опять горько потупилась. Просто развивались. Я была…я была его женщиной все время, пока он жил в Лондоне. Он пользовался мной, как только возможно, а еще я должна была говорить, какой он могучий и прекрасный и мужчин лучше него у меня не было… Потом он возил меня с собой, чтобы всегда иметь под рукой, и заставлял меня делать разные постыдные вещи.
– Какие же, позвольте спросить? – полюбопытствовал граф Горн.
– Такие, что и сказать нельзя! – И ртом и… другими частями тела, господа.
– А поточнее?
– Протестую! – воскликнул архиерей. Это не имеет значения для дела – а мы должны щадить стыдливость свидетельницы и законы общественной благопристойности.
– Протест принят, – буркнул судья. Если какие-то подробности интимной жизни госпожи Химено будут важны для следствия, они будут зафиксированы в особом протоколе и оглашены вне присутствия посторонних. Продолжайте, сеньора!
– Я… делала все, что он хотел. Все, что бы он ни приказал мне делать… – голос актрисы – сочный и хорошо поставленный сейчас хрипел и срывался. И все, что бы ни он пожелал сделать со мной. Я… Я позволяла ему иметь меня так, как он хотел. Я была его собственностью. Он возил меня с собой на рауты, на заседания в разные министерства, в поездки… Я часами ждала в его кабинете или особняке или в номере гостиницы чтобы он мог использовать меня, когда ему становилось скучно.
Он приказывал мне называть его своим демоном и владыкой…
– Вы не пытались с ним расстаться?
– Я не хотела быть шлюхой, господа! Но герцог не отпускал меня – говоря, что я буду его наложницей, пока не надоем ему – и что… что мне будет надо постараться чтобы я не надоела ему слишком быстро – иначе он рассердиться. Потому что самое меньшее что он может сделать – это выкинуть меня на улицу не расторгнув контракт.
– И тогда тебе и на панели заработка не найдется… – так он сказал – и ты умрешь в канаве вместе с дочерью с голоду и холоду.