Дочь Севера
Шрифт:
Вечер заканчивался, люди стали потихоньку расходиться по своим шатрам. Амели посмотрела на Лейна. Он продолжал разговаривать с сокольничим и несколькими другими мужчинами, и, казалось, совершенно забыл о ее существовании.
Амели устало поднялась со своего места и пошла в шатер. Там она взяла полотенце и направилась в душ.
Слишком многое произошло за очень короткий период времени. С момента приезда в страну она только и делала, что встречалась с теми аспектами своей личности, которые было очень трудно принять. Стоя под теплым душем, Амели внезапно всей душой пожелала, чтобы вернулось то время, когда она ничего не знала о
Возвращаясь обратно в шатер, Амели слушала тихие звуки ночи, которые немного успокоили ее. В шатре мягкое сияние ламп придавало всему еще больший аромат таинственности и искушения. Кто-то поставил блюдо с финиками на один из резных столиков в гостиной и положил шелковые подушки вокруг стола, будто приглашая отведать сладость фруктов. Но Амели было не до сладостей, ее сердце сжималось от безответной любви к Лейну. Даже если бы он полюбил меня, подумала Амели, у этой любви не было бы будущего.
Дело не в деньгах. Пусть у Лейна нет ни франка за душой, она все равно бы любила его гордо и радостно. Но что, кроме боли и разочарования, принесет любовь к мужчине, который продает свое тело, как товар? Это ранило ее больше всего!
Даже больше того, что он может полюбить другую женщину? — спросил ехидный внутренний голос. Например, танцовщицу? Амели передернула плечами. Где он? Занавес у входа во вторую спальню был убран, и она могла видеть, что внутри никого нет.
Стены этой спальни были украшены шелком более темных тонов, богато вышитым золотой нитью. На кровати лежали несколько подушек, а на полу был расстелен роскошный ковер. Рядом с диваном стоял столик, на который все та же заботливая рука поставила блюдо с маленькими миндальными печеньями и дымящийся кувшин с ароматным кофе.
Амели подумала, что это место похоже на дворец какого-нибудь арабского принца из сказки. Ну да! И еще на то место, куда этот принц может привести девушку-танцовщицу, если захочет, сказал ей ехидный внутренний голос. Амели помотала головой. Лейн не принц, ни арабский, ни какой другой. А танцовщица…
Ну где же он? Весь лагерь уже погрузился в сонную тишину. Амели стала беспокойно шагать взад-вперед по маленькой гостиной. Вдруг входной полог откинулся, и вошел Лейн, принеся с собой запах ночи, пустыни и аромат собственного тела. Он был обнажен по пояс, с волос стекали капельки воды.
Амели почувствовала, что ее колени слабеют, во всем теле снова начинает пульсировать желание. Когда она в первый раз увидела его полуобнаженным, то не смогла разглядеть всего великолепия, всей сексуальности его мощи, способной принести наслаждение женщине, но теперь она оценила это в полной мере.
Ее глаза сузились, когда она увидела на его запястье еще слегка кровоточащие глубокие царапины. Земля покачнулась под ее ногами, и накатил ошеломляющий приступ ревности и гнева. Он был с танцовщицей, и она оставила на нем свою метку. Метку страсти!
Сама толком не понимая, что делает, Амели сжала кулачки, придвинулась к нему и прошипела голосом фурии:
— Где ты был?.. Впрочем, я знаю. Ну и как она? Лучше, чем богатые туристочки, которые платили тебе за услуги?
— Что?!
Чувства быстрее молний мелькали на его лице. Недоверчивое изумление сменилось опасным прищуром глаз, а затем пришла клокочущая ярость. Его челюсти сжались так сильно,
Но Амели так разошлась, что не обратила на это никакого внимания. Ее глаза сверкали не меньшей яростью, когда она с издевкой продолжила:
— Дурочка я, дурочка! Думала, что целью нашего пребывания здесь является то, что надо убедить всех в нашей любовной связи. Но, очевидно, я ошибалась! И тебе важнее не соблюдать условия нашего договора, а барахтаться в объятиях этой… этой развратной танцовщицы. Ну конечно, у вас ведь много общего! Вы оба продаете себя за деньги, и…
Амели пискнула, когда земля ушла у нее из-под ног. Лейн больно схватил ее и приподнял так, чтобы их глаза оказались на одном уровне.
— Тебе стоит научиться проверять сведения перед тем, как кидаться подобными оскорблениями, — сказал он, едва шевеля губами и смотря на нее с таким презрением, что ее сердце едва не остановилось. — Будь ты мужчиной! Ноты ведь не мужчина. — Тут его голос стал насмешливым. — Ты даже не женщина, а просто возбужденная девственница, которая умирает от желания узнать, что это за штука… Не пытайся отрицать. На тебе это большими буквами написано, это есть в каждом твоем взгляде исподтишка, когда ты думаешь, что я ничего не замечаю. Ты просто жаждешь узнать, что такое секс. Но вынужден тебя разочаровать, ты не сможешь заставить меня стать твоим наставником в этой области!
Каждое его слово попадало в цель, и Амели чувствовала себя так, будто медленно умирает от нанесенных им ран. Но она не собиралась показывать этого, и снова ринулась в бой.
— То есть, я предложила тебе недостаточно денег? — насмешливо спросила она.
— Недостаточно денег? — К ее удивлению, Лейн откинул голову назад и хрипло расхохотался. — Несмотря на твою уверенность в этом, меня возбуждают не деньги, Амели. Не они заставляют меня желать женщину так страстно, что я не нахожу себе покоя, пока она не станет моей. Пока я не проснусь утром рядом с ней, зная, что ее тело помнит мои прикосновения, и внутри, и снаружи, что она настолько сроднилась со мной, что даже пахнет, как я. Но ты ведь об этом ничего не знаешь! Ты ничего не знаешь о желании мужчины, о страсти, которая заставляет его жаждать женщину. Мне показать тебе? Ты этого хочешь?
Амели знала, что ей нужно отказаться, но вместо этого она беспомощно смотрела ему в глаза и не могла двинуть ни одним мускулом, когда он наклонил к ней голову.
Лейн поцеловал ее, и из горла Амели вырвался тихий, почти неслышный звук. Теперь она знала, что это такое: быть движимой нуждой, жаждой, столь сильной, что она сжигала душу и тело. Никакой кочевник, потерявшийся в пустыне, не жаждал воды сильнее, чем она сейчас жаждала Лейна!
Она крепко прижалась к нему всем телом и застонала, чувствуя горячие, глубокие движения его языка. А затем, прежде чем она успела остановить его, он оторвался от ее губ и хрипло сказал:
— Какого черта я это делаю? Я, наверное, схожу с ума! Последнее, что я сейчас хочу, это…
Он перестал говорить и потряс головой. Но Амели догадалась, о чем он думает, и чего недоговорил. Последнее, чего он хочет, это она!
Ослепленная болью от его отказа, потерянная в круговерти охвативших ее эмоций, Амели высвободила одну руку, подняла ее и…
Как во сне она смотрела, как ее собственная рука дает ему пощечину. В его глазах отразилось ошеломление, и она резко вздрогнула, будто это он ударил ее.