Догая Дорога Гибели
Шрифт:
— А как ты думаешь? Тебе известны мерила твоей ответственности. — убеждает меня моё альтер эго.
— У меня есть выбор? — уточняю я свой вопрос. Иногда, оно даёт дельные советы.
— Выбора нет никогда, есть только решение, которое ты примешь, и то, что ты сделаешь или не сделаешь, — отвечает мой призрачный собеседник, всё так же безумно хохоча и ухмыляясь. Его фигура истаивает, и вновь проявляется.
— Ты не можешь ответить поконкретней? — пытаюсь уточнить я.
— Нет, я всего лишь материальное воплощение твоего бессознательного, ты
— Чёртов Император, — резюмирую я. Вот и чему это должно будет меня обучить?
— А какой смысл винить императора? — вновь беззвучно хохочет мой полупрозрачный собеседник.
— Ты не думал, что этот мир — просто иллюзия, голограмма, и когда ты умрёшь, всё вернётся на круги своя… — лицо незнакомца вспыхивает, начиная гореть, в нос невыносимо бьет запах горящей плоти, и эта плоть течёт, словно воск, открывая череп. — Может быть мы — просто галлюцинация воспалённого сознания! Ты сейчас в больнице, поэтому следует придерживаться морали в собственном бреду?
— Заткнись! — мои руки горят огнём, каждый раз, каждый раз всё заканчивается одним и тем же! Я не чувствую боли, пока моё тело медленно обгорает. Вот с пальцев слезла плоть, открывая железные части протеза. Раньше такого не было, раньше это были кости, моё безумие прогрессирует?
— Отбрось мораль, отбрось сомнения, почему ты боишься близости с Асокой? — переключает тему эта огненная тварь, и хотя в черепе язык уже провалился куда-то в грудную клетку, я всё ещё чувствую запах и слышу его голос. Запах гари, тошнотворно сладкий…
— Ты там, гниёшь заживо! Гниёшь ЗАЖИВО! — взвивается голос.
— Замолчи!
— Заживо, слышишь!? там от тебя уже осталась только жалкая горстка плоти, а мать, знаешь, что там происходит с твоей матерью? Думаешь, она переживёт потерю любимого сына? Первенца? А отец, почему ты не думаешь о них… ДА ты поддонок! Ты моральный урод! Признай это, признай! Что если бы не страх от близости с одарённой, ты давно бы поддался своей животной похоти, ублюдок! — кричит оно безумным голосом, визжит и улюлюкает.
Жёлтый клинок зажат в стальных пальцах, одно короткое движение и хохочущий, объятый пламенем череп, улетает, врезаясь макушкой в полукруглый свод комнаты, осыпаясь тысячью искр.
— Тебе не заткнуть меня! Не заткнуть меня! — гремит голос. Каково это, знать что ты просто очередное, ни на что не способное ничтожество. Ты ведь боишься всего, ты не устал бояться, не? устал, нет!?
— Тихо! — мой голос гремит, и натыкается на полную тишину. Наконец-то получилось. Получилось его заткнуть.
— Тебе не заставить замолчать меня… — едва слышный писклявый голос, появляется в левом ухе.
Сон отступает… Я открываю глаза, визор шлема активируется с задержкой. В комнате темно, на моей левой руке, свернувшись калачиком, спит Асока. Она тихо сучит ногами, и всхлипывает во сне. Её кулачки периодически сжимаются, она спит беспокойно.
— Тихо… — мой голос полностью заглушен вокодером. Но на мгновение, Асока замирает, затем её тело расслабляется, дыхание выравнивается. Дальше она будет спать без сновидений. Я знаю, Асоку часто
Закрывать глаза не хочется…. но надо.
— Спокойной ночи, — слышится мне голос, практически через сон, а может быть, мне почудилось.
* * *
Завтракали мы в скромном обеденном зале, за большим обеденным столом, искусно вырезанном целиком из куска дерева врошир. Еду укладывали в деревянные тарелки, есть принято прямо руками. Благо у вуки на пальцах большие когти, которые с успехом заменяют им столовые приборы.
Очень умело и быстро, содержимое обеденного стола уничтожается, я же сижу, потягивая местный хмельной напиток, чем-то отдалённо напоминающий пиво, правда в отличие от пива, он вкусный. Есть я не хочу, уже успел перекусить с утра сладковатой пастой из запасов брони. Вкусно и питательно, а самое главное, не надо пользоваться полевыми методами абсорбции пищи. Да меня только от одного описания метода, чуть наизнанку не вывернуло. Не думаю, что хозяева дома готовы к такому зрелищу.
Асока с удовольствием употребляет местную еду, забавно морщась, когда ей не нравится какое-то местное блюдо. Я уже заметил, что она большой любитель по части набить своё брюшко. Интересно, куда в ней всё девается? Хотя, если вспомнить интенсивность тренировок, да как ей только хватает!?
Хозяин дома трапезничает чинно и молча, одаряя свою гостью лучшими, по его мнению, кусочками со стола. С лёгким недовольством и пониманием смотрит на меня, и в очередной раз прикладывается к хмельному напитку. Вуки не слишком хорошо переносят алкоголь, поэтому, в этом, так называемом пиве, от силы пара градусов. Однако даже этого уже вполне хватило, чтобы КуБака немного осоловел.
От стола уже отвалились двое вуки-подростков, нескладный юноша постарше, недовольно смотрит на братьев, всё ещё ковыряясь в своей тарелке. Видно, он тоже хочет присоединиться к их незамысловатым играм, но уже считает себя слишком взрослым, чтобы покинуть стол до того, как старшие поедят.
Жену КуБаки зовут Жара, невысокая для вуки, с пепельного цвета мехом, полноватая хохотушка. Полноватая, да по стандартам красоты этих лохматых, можно сказать, она писаная красавица. Шесть полностью сформированных грудей, обычно у взрослых самок вуки, полностью формируется только четыре груди, нижняя пара остаётся недоразвитой. Да КуБака отхватил настоящую королеву красоты своей планеты!
Подростка зовут, ИбуБака и мне стоило много усилий, чтобы не засмеяться, когда отец его представил. Наверное, сильнее оскорбление хозяину дома нанести я бы не смог. Это его старший сын, наследник. Вуки растут быстро, чрезвычайно быстро для существ, способных жить до шести сотен лет.
Однако, это не касается достижения половой зрелости. Полностью сформировавшийся вуки, достигает репродуктивного возраста только к сорока годам. И у них есть связанная с этим, какая-то особая традиция — испытание, после которого имеешь право завести семью. В энциклопедии, загруженной мной в броню, всё было слишком расплывчато.