Договор с вампиром
Шрифт:
Сочтя это очередным комплиментом, я ответила:
– А вы, господин граф, должны мне помочь в изучении румынского.
Ответ Влада меня удивил. Он сказал, что в этом нет необходимости. Теперь, когда Петру нет в живых, он намерен отправиться в Англию. Племянник ощущал свою привязанность к этой земле, но сам он не собирается здесь оставаться. Трансильвания – темный и отсталый край. Деревня – и та пустеет, крестьяне покидают родные места и уходят в города. Влад заявил, что более не желает довольствоваться рассказами случайных гостей замка.
– Когда живешь здесь, трудно поверить, насколько быстро меняется мир по другую сторону густых лесов. И лучше не отставать от перемен, чем соловеть в глуши, – с воодушевлением
Затем Влад рассказал о своих планах на ближайшее будущее. Поездка состоится не раньше чем через год – необходимо, чтобы родившийся ребенок достаточно окреп для дальнего путешествия. За это время дядя рассчитывал научиться бегло говорить по-английски.
Выходит, прогрессивные устремления моего мужа – наследственная черта рода Цепешей?
– Я сочту за честь быть вашим преподавателем, а затем и гидом, – сказала я графу. – Но поскольку в дальнейшем мы вернемся в Трансильванию, мне не повредит знание румынского языка.
– Я говорю не о временном пребывании в Англии, – возразил Влад. – Я намерен перебраться туда. Возможно, насовсем. Хотя, конечно же, я буду наезжать в родовое гнездо, ибо, уверен, стану тосковать по земле предков.
Не скрою, я только обрадовалась перспективе вернуться в Англию и мысленно стала рисовать себе картины лондонской жизни. Неожиданно Жужанна вскочила со стула. Она была в ярости.
– Я возражаю!
Ее речь была странной смесью румынского и английского языков, словно Жужанна не могла до конца решить, к кому обращены ее слова – к Владу или ко мне. (Словесный поток был необычайно бурным, поэтому здесь я передаю лишь общее содержание.)
– Вы не можете уехать! Вы же знаете, дядя: я слишком слаба, чтобы ехать с вами. Если вы уедете, я непременно умру!
Влад быстро обернулся к ней. Глаза его, отражавшие свет свечей, вспыхнули красным, как у зверя. Его лицо исказила гримаса ярости. Я вновь увидела перед собой отвратительное чудовище. Но это длилось не более нескольких секунд. Влад мгновенно взял себя в руки и стал что-то говорить. Его голос звучал негромко и успокаивающе. Потом я спросила Аркадия, о чем говорил дядя. Оказалось, Влад пообещал Жужанне, что дождется, пока ее состояние улучшится. Более того, он пригласит лучшего врача, чтобы поскорее поправить здоровье его дорогой Жужи.
Жужанна разрыдалась.
– Как вы можете думать об отъезде? – всхлипывала она. – Здесь могила Стефана. Здесь могила отца. Здесь – вся память нашего рода.
Влад продолжал ее увещевать. Наконец Жужанна успокоилась, вытерла слезы и вернулась на свое место. Трапеза продолжалась вполне мирно и закончилась без инцидентов. Но мне было не по себе.
Я видела, как Влад смотрит на Жужанну, и видела ее ответные взгляды. Жужанна безнадежно влюблена в графа, и я боюсь, что он воспользуется этим обстоятельством. Такого поворота событий мой наивный муж и представить себе не может, а я не знаю, как ему об этом сказать.
ДНЕВНИК АРКАДИЯ ЦЕПЕША
7 апреля
Будь прокляты эти крестьяне! Ненавижу их! Пусть провалятся в ад вместе со своей непроходимой глупостью и предрассудками!
Я едва в состоянии писать о случившемся – настолько это чудовищно, оскорбительно и нелепо. Но я должен написать, кто-то обязан свидетельствовать о злодеянии, порожденном невежеством.
Отца мы похоронили вчера в семейном склепе, стоящем на холме, что находится между домом и замком. В том самом склепе, где покоятся Стефан и моя мать. Я отговаривал Мери от участия в похоронах, поскольку считал, что холодный ветреный день мог не самым лучшим образом сказаться на ее здоровье. Однако моя жена проявила свою всегдашнюю твердость, заявив, что для нее это единственная возможность отдать дань уважения свекру, которого она никогда не видела и знала лишь по письмам. Склеп произвел на нее сильное впечатление, и Мери задержалась, читая имена моих предков, погребенных здесь. Я находился в тягостном и мрачном состоянии, но какая-то часть моего сознания ощущала гордость при виде этого величественного склепа. Первые захоронения здесь датированы началом семнадцатого века, но и сейчас можно прочитать имя каждого усопшего и даты его жизни. Все они аккуратно выгравированы на белом мраморе, и потому ничье имя не забудется и не сгинет во тьме веков. (Вскоре я непременно свожу Мери в часовню и покажу ей захоронения пятнадцатого века.)
Церемония погребения началась в полдень и проходила весьма скромно. Гроб отца мы поместили в небольшую нишу, рядом с которой в таких же нишах покоились вечным сном Стефан и мать (она умерла, дав мне жизнь). Выполняя волю покойного, мы не стали приглашать священника и обошлись без чтения отрывков из Писания. Слуги открыли массивную дверь склепа, внесли туда гроб с телом отца и поставили на катафалк, окруженный горящими свечами и украшенный благоухающими белыми цветами. Мы в последний раз подошли к гробу, чтобы уже навсегда проститься с отцом, и каждый из нас произнес несколько торжественно-печальных слов. Мне вновь почудилось, будто внимательные глаза умерших предков следят за нами. Я почти ожидал увидеть среди небольшой группки плакальщиц и призрак маленького Стефана. Влад не пришел, что нас не особо удивило, но проявил свою всегдашнюю щедрость, заказав изящную золотую табличку (на ней значилось: "ПЕТРУ ЦЕПЕШУ, любимому отцу, мужу и племяннику"), наняв новых исполнительниц бочете и повелев украсить место последнего упокоения отца целым каскадом красных роз... На этом все и закончилось. Двери склепа вновь закрылись, оставив отца наедине с вечностью.
Остаток дня прошел достаточно спокойно. Со времени моей предыдущей записи мы с Мери несколько раз возвращались к моему разговору с Владом и его последствиям (я имею в виду необходимость остаться на родине и занять отцовское место). Я уже писал, что чувствую себя виноватым, обрекая жену, привыкшую к городской жизни, провести остаток своих дней в глуши карпатских лесов. Ближайшим местом, до которого доходит почта, является Бистриц (естественно, не идущий ни в какое сравнение с Лондоном). Чтобы отправить или получить письма, а также сделать необходимые покупки (опять-таки тамошние магазины не чета лондонским), нужно совершить утомительное восьмичасовое путешествие в карете (в один конец!) по извилистым горным дорогам. Зимой снежные заносы полностью отгораживают нас от внешнего мира.
Мери уверяет меня: пока она рядом со мной, эти трудности ее не пугают. До сих пор не пойму, чем же я заслужил такой подарок судьбы, как моя Мери.
Сегодня Мери, сославшись на неважное самочувствие, почти весь день провела в постели. Я отдыхал, читая английский роман, который взял наугад в богатой отцовской библиотеке. Вечером я решил пойти в замок и поговорить с В. На меня волнами накатывала печаль. Праздность – не лучший способ ее развеять. Мне захотелось с головой погрузиться в дела. Я знал: работа облегчит мои страдания, ведь я займусь тем, что завещал мне отец.
На закате я вышел из дома и направился к замку. Путь туда занимает не более пятнадцати минут, и горожанину не помешает размять ноги и пройтись по зеленеющему склону. Было еще совсем светло: заходящее солнце просвечивало сквозь верхушки стройных сосен. В теплом весеннем воздухе слышалось нежное щебетание птиц. Несмотря на идиллический пейзаж, в моей душе разрасталось тревожное чувство, причину которого я понял, услышав неистовый собачий лай. Должно быть, это лаял пес Жужанны. Конечно же, за годы лондонской жизни я начисто позабыл, что в темноте сюда нередко забредают волки.