Доказательство чести
Шрифт:
Его напарник Гонов на разводе вроде как держался молодцом. Но потом Саня заметил, что тот выглядел серьезным и понимающим лишь тогда, когда старший экипажа смотрел на него. Стоило Зелинскому отвернуться, как Гонов взрывался в беззвучном хохоте.
Зелинский испортил задорное настроение напарника сразу, едва их «шестерка» с синей полосой тронулась в путь.
Он сорвал очки, бросил их на приборную панель и заявил:
— Что ты ржешь, придурок?! К тебе в гости Кусков еще не захаживал?
С лица Гонова сползла улыбка.
— Кусков?..
— А
Они съездили по мелочи — квартирный дебош — на улицу Выставочную, потом остановились и вышли из машины.
— Я об одном жалею, — признался Зелинский. — Нужно было этого Шумахера там, в универмаге, прибить. Чем мы рисковали? Ничем. Автомат в его багажнике. Вынули бы, тачку свою расстреляли бы в упор, да и дело с концом. Автомат Штуке в руки — и тогда не было бы этих последствий.
— Локомотив в курсе, что мы Кускову ствол подкинули?
— А то!.. Он чуть не убил меня. Кто же знал, что это «мерс» Кускова?!
— А Яшка и не говорил тебе, что автомат нужно в машины класть! — вскипел Гонов. — Он велел сбросить, не сказал, что в багажник бесхозной тачки. Я тебе то же самое твердил. А ты уперся. Нет, мол, нужно все правильно. Теперь расхлебывай. Остается только догадываться, какие сейчас разборки начнутся. Ты сам подумай, что будет после того, как Штука приедет к Локомотиву и предъявит претензии! Яшка скажет: «Виталька, милый, я Эфиопа убрал, чтобы мы с тобой спокойно вместе работали и нам никто не мешал. А то, что два идиота тебе автомат в машину подкинули, так это чистая случайность. Хочешь, я им скажу, чтобы они никогда в жизни так больше не поступали?» Он ведь скажет. Нет?
Зелинскому было плохо и без этих разъяснений. Он впервые решился на поступок, подобных которому никогда не совершал, перевел вагон своей жизни на соседние рельсы. Ему было хорошо известно, что к нарушению закона склонны не только уголовники, но и сами служители правопорядка. Однако Саня не думал, что перескочит этот путь так быстро. Теперь поступки, на которые ранее он никогда бы не решился, стали происходить в его жизни почти ежедневно. Они наматывались один на другой точно так же, как буксировочный трос на локоть. Зелинский не хотел верить в то, что этот трос рано или поздно обязательно закончится крюком, но знал, что так и случится. Оттого ему и было тошно.
Эх, если бы не это желание денег!.. Они такие легкие, почти неосязаемые в руках, но почему так тяжело достаются?
Когда еще ничего не произошло, Саньке казалось, что он получил мало. Сейчас чувствовалось, что от веса этих купюр прогибается полка шкафа, стоящего в уютной однокомнатной квартире.
Решение — конечно, неверное! — было принято за секунду до того, как в салоне затрещала
— Двадцать девятый, ответь «Вышке»!..
Члены экипажа отбросили в стороны недокуренные сигареты и заняли свои места.
— Слушаю, «Вышка», — пробурчал в переговорное устройство Зелинский.
— Направляйтесь в транспортную прокуратуру. Там вас ждет прокурор Пащенко. У него есть какие-то вопросы по вашему июньскому задержанию. Только долго, ребята, там не сидите.
— Какого черта нами интересуется транспортный прокурор? — задумчиво процедил Гонов.
— Мозги включи, — буркнул Зелинский. — Ефикова расстреляли на железнодорожных путях. Это вотчина транспортной прокуратуры. А наше дело к этому привязано задержанием возможного подозреваемого.
— Правильно, — успокоился Гонов. — Вот как хорошо ты мыслишь, Зеленый, когда тебя телка привязывает.
— Заткнись! — заявил Сашок и побледнел.
Зелинский поднялся на третий этаж, постучал в дверь и приоткрыл створку. За его спиной, словно тень, готовая шагать след в след, замер напарник.
— Кто такие? — справился мужик в форме прокурора, лицом похожий на молодого актера Василия Ланового.
Он писал в своих бумагах какие-то глупости и был явно недоволен тем, что его оторвали от этой бестолковой работы. Некоторые делают что угодно, лишь бы не перетрудиться.
— Гонов и Зелинский. Нам сказали, что мы вам зачем-то нужны.
— Да, — подтвердил прокурор, вложил ручку в дело на манер закладки и отодвинул его в сторону. — Наслышан. Молодцы. Вас хоть отметили?
— За что? — не понял Гонов.
— Как это за что? Убийц по горячим следам у нас не каждый день задерживают.
Зелинский поморщился так, словно дамочка немалого веса в автобусе наступила шпилькой на его пальцы. Он сообщил, что отметили, и, желая побыстрее выскользнуть из этой неприятной лужи расспросов, полюбопытствовал, зачем экипаж понадобился прокурору.
— Вы в мае задерживали гражданина по фамилии Сомов?
— В мае? — Гонов наморщил лоб. — Мы каждый день по несколько задержаний производим.
— Но не человека с бронзовыми плитами, украденными с монумента славы!
— С плитами? — Зелинский округлил глаза. — Бронзовыми? Какими плитами? Мы никого похожего не задерживали.
— Ерунда какая-то!.. — Прокурор растерялся и стал ватными движениями разыскивать что-то на столе.
Это оказалась половинка обычного листа писчей бумаги.
Он сосредоточился на написанном, потом поднял голову и сказал:
— Тридцать девятый экипаж. Зелинский и Гонов.
Зелинский улыбнулся.
— Мы — двадцать девятый экипаж. А тридцать девятый — это…
— Тоцкий и Пьянков, — помог ему Гонов.
Пащенко заметно огорчился из-за собственной и чужой невнимательности и исправил старые записи.
А что было делать, если судья, как ни старался, среди сотен своих дел не нашел ни одного, где фигурировали бы нужные ему фамилии?