Доктор Данилов в госпитале МВД
Шрифт:
— Оля как Оля. — Данилов пожал плечами. — Первое впечатление хорошее, но о человеке судят по его делам.
— Выгорит — хорошо, не выгорит — мы все равно ничего не теряем, — ответила Елена. — Ну, разве только те полторы тысячи, что сейчас заплатили нотариусу.
Они подошли к машине.
— Какая хорошая сегодня суббота! — Данилов посмотрел вокруг и даже зажмурился от удовольствия. — Настоящая весенняя.
— Люблю, когда все зеленеет, — согласилась Елена. — Возрождается…
— Реанимируется, ты хотела сказать, — пошутил Данилов. — Может, оставим
— Давай лучше доедем до Бульварного кольца и там погуляем.
— Тогда поехали к Чистым прудам, знаю я там одно злачное местечко.
Они сели в машину.
— Что за злачное местечко? — Елена посмотрела на себя в зеркало заднего вида и вставила ключ в замок зажигания.
— Кафе, в котором подают обалденно вкусную самсу и не менее вкусный плов.
— А почему злачное?
Машина тронулась с места, но Елене пришлось сразу же нажать на тормоз, чтобы не задавить метнувшуюся под колеса кошку.
— Вот зараза! — возмутилась она.
— Наверное, она решила покончить с собой по причине несчастной любви, — предположил Данилов. — А злачное, потому что простецкое, без всяких наворотов и накруток. И публика там совершенно не гламурная.
— Короче говоря — дешево и сердито!
— Недорого и вкусно, — поправил Данилов.
Увы — кафе, как говорится, приказало долго жить, уступив место сетевой аптеке, четвертой по счету на пятачке возле станции метро.
— Какой-то перебор у нас с аптеками и мобильными салонами, — проворчал Данилов. — А еще совсем недавно, лет двадцать назад, на всю Москву было две сотни аптек, не больше.
— Мрачные были времена, — посочувствовала Елена. — Двести аптек и ни одного мобильного салона.
— Обходились как-то, — усмехнулся Данилов. — Не жаловались. По мне — так лучше бы кафе осталось.
— Если бы да кабы. — Елена взяла Данилова под руку. — Давай прогуляемся, а вместо твоей самсы поедим чебуреков или чего другого.
— Давай, — согласился Данилов, и они пошли по направлению к Трубной площади.
Само собой разговор зашел о предстоящем переезде.
— Я так хочу эту квартиру, прямо вожделею, — начала Елена. — Бывает так: увидишь дом — и от него повеет чем-то родным. Как раз тот самый случай. И квартира чудесная. Наша спальня, комната Никиты и гостиная. И еще лоджия… Что мы будем делать с лоджией?
— Давай сначала переедем, а потом решим.
— А помечтать? — Елена прижалась к Данилову.
— Ну, если помечтать, то тогда устроим на лоджии оранжерею.
— Хорошая идея! А в оранжерею можно поставить аквариум!
— А еще мы купим парочку попугаев, обезьянку и хомячка.
— Зачем?!
— Не знаю. Но мы же мечтаем, верно? Так почему бы не помечтать о попугаях и обезьянке?
— Данилов! Я серьезно!
— Я тоже.
— Ты в своем амплуа!
На бульваре кипела светская жизнь. Матери выгуливали детей, скамейки с чинно беседующими пожилыми дамами перемежались скамейками с самозабвенно целующимися влюбленными парочками.
— Амплуа бывает у актеров, а я — врач.
— Я не о профессиональном,
— Это плохо?
— Нормально, но иногда напрягает. Вот сейчас мне хочется обсудить с тобой планы!
— Как только дело сладится — мы непременно обсудим планы, — пообещал Данилов. — Ты слегка ошиблась в оценках, я не циник, а прагматик. Умудренный жизнью прагматик. Но квартирка хорошая, заочно мне понравилась.
— А очно понравится еще больше, — пообещала Елена. — Мне вообще кажется, что я там родилась.
— Да ну! — не поверил Данилов. — Неужели все настолько серьезно?
— Выходит, что так. Там действительно очень приятное место. А тебе как, нравятся Кузьминки?
— Я никогда об этом не задумывался, но ничего против Кузьминок не имею. Только давай не будем сейчас обсуждать расстановку мебели, ладно? Не люблю делить шкуры неубитых медведей. Давай лучше о погоде поговорим. Или о работе.
— Только не о работе! В кои-то веки выдалась свободная суббота, и нечего портить ее разговорами о работе! Тем более что ничего интересного у меня за неделю не произошло. Так, обычная рабочая неделя, без достижений и потрясений. Слава богу — ни одного серьезного ЧП по региону.
— И это здорово!
— Здорово — это когда за квартал ни одного ЧП, — вздохнула Елена.
— Что, разве возможно такое? — Хорошо зная реалии «Скорой помощи», Данилов и представить не мог, что за три месяца хотя бы на одной из подстанций региона кто-то да что-то не натворил. Когда он работал на «Скорой», у них на подстанции раз в месяц непременно что-то случалось — крупный скандал, крупный косяк или же комплект замечаний от линейного контроля.
— Было как-то раз, — улыбнулась Елена, — я даже сама удивилась. Мелких происшествий было пруд пруди, а крупных, с выносом в департамент — ни одного.
— Тяжело вам, руководителям, — посочувствовал Данилов. — Нам, рядовым врачам, не в пример проще. Отвечаем только за свои прегрешения, да и то не за все, а только за те, про которые начальство узнает.
— Последняя жалоба, спущенная из департамента, была просто смешной, — вспомнила Елена. — Бригада приехала к женщине, принявшей чуть ли не половину домашней аптечки с целью суицида. Начали мыть («мыть» — то есть делать промывание желудка через зонд), а в процессе немного запачкали какой-то белоснежный и очень дорогой ковер. Сразу жалоба в департамент, так, мол, и так, кто нам возместит?
— И что ты ответила?
— Бригада написала объяснительные. Промывали над тазиком, никаких ковров не пачкали. На этом все и закончилось. Хотя кто их знает, такие могут и в суд подать.
— Ну это еще доказать надо, что ковер испачкала именно бригада, а не хозяева, — заметил Данилов. — Интересно, а правило форс-мажора в таких случаях не действует? Спасали человека, и некогда было обращать внимание на мелочи вроде бесценных белоснежных ковров?
— Это пожарные, когда пожар тушат, не отвечают за ущерб, причиненный их действиями. На врачей такая «льгота» не распространяется.